– Я не помню. – Она села на кровати поглубже, вплотную к стене, и подтянула ноги. Хладнокровна. Слишком хладнокровна.

– Я не должна здесь находиться, у меня шок. А у вас расчески не найдется?

Расчески? Она серьезно?

– Я тоже не должна здесь находиться, – сказала я, вставая. Это правда, я должна была поехать в морг на опознание, а не соглашаться, чтобы это сделал Росс.

– Нет! Пожалуйста, останьтесь! – Она схватила меня за руку. Ее пальцы были холодны как лед. Я попыталась освободиться, но Карла жала мне руку, как истинная жительница континента[23] – будто мы встретились на званом обеде и обнаружили, что у нас есть общий знакомый.

– Лили, вы мне нужны. Я хочу, чтобы вы стали моим адвокатом!

– Ты с ума сошла? С какой стати мне тебе помогать? Ты увела у меня мужа!

– Вот именно! Если вы возьметесь меня защищать, всем без слов станет ясно: даже женщина, перед которой я виновата, считает, что я не убивала. Барристер, которого вы подберете, вам поверит. Вы хороший человек, у вас репутация защитницы слабых и несчастных. – У Карлы заблестели глаза. – А я сейчас именно такая.

Уверенная в себе молодая женщина исчезла, и я снова увидела перед собой заброшенного ребенка. Но я еще ничего не решила.

– Предположим, ты говоришь правду. Но мне-то какая от этого выгода? Почему я должна помогать особе, разбившей мою семью?

– Потому что до переезда из Лондона вы проиграли много дел.

Ого. Передо мной снова сидела взрослая Карла.

– Вы уверенно разделываетесь со случаями преступной халатности, а тут прекрасный шанс доказать, что вы справитесь и с убийствами.

Она безошибочно попала по моему больному месту.

– Лили, пожалуйста! Согласитесь хоть ради Поппи, если не хотите для меня!

– Для кого?

– Для моей дочери. Нашей с Эдом дочери.

Я не знала имени ребенка – нарочно попросила Росса не говорить. Так девочка казалась менее реальной.

– Если меня посадят в тюрьму, я потеряю дочь. – Глаза Карлы наполнились слезами. – Я… Я не сразу оправилась после родов. Я не была… хорошей матерью. Но ведь моя мама умерла…

Этого я не знала.