– Не спешите, – мягко сказала Агарь. – Мы сделали первый шаг, сможем продвинуться и дальше. Не могли бы вы перевести этот стих?

– Ну, примерно вот так. – И он зачитал: «О преизобилующая благодать, с помощью которой я дерзал смотреть в предвечный свет так долго, что потерял зрение!»[100]

– А дата?

– Тридцать восьмой год… а сейчас идет девяносто шестой. Получается пятьдесят восемь лет назад. А дядюшка, как я и говорил, скончался как раз в пятьдесят восемь. Должно быть, это день его рождения.

– Дата рождения и строки из Данте… – пробормотала Агарь. – Поди пойми, что тут к чему… и тем не менее я уверена, эти буквы и цифры – код, указывающий путь к наследству.

Юстас сдался сразу:

– Попробуйте его расшифровать, если хотите; я не сумею.

– Имейте терпение! Рано или поздно, а ответ мы найдем. Нельзя ли посмотреть дом вашего дяди в Уокинге?

– Да, конечно. Он еще не перешел в чужие руки, так что мы можем там ходить сколько угодно. Но неужели вы готовы ради меня предпринять такое путешествие?

– Разумеется. Я жажду понять, что кроется за строками и датой, а в доме вашего дяди, может быть, найдется какая-нибудь подсказка. Данте остается у меня, и я пока подумаю над шифром. А в воскресенье зайдите ко мне после закрытия, и мы отправимся в Уокинг.

– Моя благодарность не знает…

– Благодарить будете, когда получите наследство и избавитесь от Тридла, – оборвала его Агарь. – Запомните: вы не при чем, я просто жажду удовлетворить свое любопытство.

– Вы ангел!

– А вы болван и несете чушь! – огрызнулась та. – Ваша шляпа и трость. Выйдете с черного хода, обо мне и так идет дурная слава, и новый скандал мне ни к чему.

– Но позвольте сказать…

– Не позволю!

Она пожелала ему доброй ночи и выпихнула вон, в душную июльскую ночь.

Сердце его часто билось, в крови горел огонь: они виделись только дважды, но он был молод, он спешил любить.

Его привлекали ее красота, ее доброе сердце и острый ум. Она была к нему столь внимательна, что, несомненно, тоже любила его.

Но она была процентщицей. Цыганкой из ломбарда.