Светлый фон
Свет погас, и я начал отсчитывать секунды до электрического разряда. Когда ток пошел, ее тело начало сотрясаться, а из горла стал вырываться низкий, рычащий звук, неуклонно нарастающий по силе. Она не делала никаких усилий, чтобы встать и добраться до безопасного места в клетке. Лишь обреченно сидела, не сводя с меня глаз – убедительный пример приобретенной беспомощности.

Она и сейчас смотрит на меня, безвольно распластавшись в углу клетки.

Она и сейчас смотрит на меня, безвольно распластавшись в углу клетки.

90

90

– Мы можем воздержаться от подробностей? – попросил Макс. – Пока не высадим из машины детей?

– Да-да, конечно, – ответил Джар, рассматривая в зеркало заднего вида «Лендровера» двух ребятишек, елозящих на заднем сиденье рядом со своими портфелями и ланч-боксами.

– Конечно, подрастающее поколение должно знать, что творилось в Гуантанамо во имя Западной демократии. Но пусть они все же узнают об этом попозже. Скажем, лет в десять.

Джар выдавил из себя слабую улыбку, наблюдая за тем, как Макс притормаживал около начальной школы в Далидже. Макс забрал его у Канэри-Уорф в полпятого утра. Пару часов Джар проспал у приятеля дома на софе. А, проснувшись, сильно удивил детей Макса, широко округливших от неожиданности глаза при его появлении в дверях гостиной.

– Как тебя зовут? – спросила девочка.

– Джар, – ответил он, разглядывая забавных близняшек лет шести.

– Джар, – повторила девчушка. – А что у тебя с головой?

– Какое смешное имя, – встрял в их разговор мальчуган, лишив Джара возможности объяснить, почему уже во второй раз за две недели у него забинтована голова – на этот раз стараниями обходительной жены Макса.

– Друзья зовут меня Джемом, – сказал Джар.

– Папа, этого чудака зовут Джем-Джар, – хором выпалили близняшки, уносясь из гостиной на кухню.

Джар еле удержался, чтобы не расплакаться. Как бы он хотел повернуть время вспять, оказаться в прошлом, когда его жизнь была такой же простой и беззаботной.

А сейчас, когда ребятишки вылезали из машины и направлялись к воротам школы, на Джара накатила волна раскаяния и страха. Ему не следовало приезжать с Максом к школе, подвергать его детей опасности. Тот человек на лестнице в башне лежал без сознания, но дышал. А значит, был жив и оставался опасен.

– Макс, прости, я не должен был тебе звонить или приезжать к тебе домой, – сказал Джар, оглядывая улицу.

– Это почему, скажи на милость?

– Он мог выследить меня здесь.