– И что ты сделаешь?

Действительно, что же ей теперь делать? Софи подумала о женщине-детективе, которую она увидела у здания суда: ответственная и честная на вид, лет тридцати с небольшим. Офицер Райдон – Джеймс упомянул ее имя. В ушах у нее застучало: как отреагировала бы Райдон на звонок Софи?

Но она понимала: еще одного суда ей не вынести. Да и мотив вызовет сомнения – типичное поведение отвергнутой женщины. К тому же Софи не хотелось так поступать из-за детей, пусть даже правда на ее стороне и надо поддержать Оливию Литтон, несчастную женщину, которой не поверили…

Софи тут же подумала о Крисе Кларке. Можно позвонить ему и посвятить в подробности – тогда политические амбиции Джеймса будут окончательно похоронены: он навсегда останется заднескамеечником, разве что поднимется до уровня председателя парламентского комитета, но не получит никакой реальной власти. Это не жажда мести, просто мысль о Джеймсе и Томе, нагло попирающих правду, выводила Софи из себя. Позолота на бывших золотых мальчиках порядком поистерлась и потускнела.

Ее дыхание участилось – боже, какой риск! Можно позвонить Джиму Стивенсу или хотя бы однокурснику Джеймса Марку Фицуильяму, который сейчас работает в «Таймс». И хотя Софи понимала, что прямо сейчас (а может, еще много лет) она ничего подобного делать не станет, от самой этой возможности она почувствовала себя сильнее, не такой беспомощной и одинокой.

– Проблема с женщинами в том, что у них не хватает мужества отстоять свои убеждения, – подтрунивал Джеймс над своими коллегами-женщинами и над самой Софи, когда ей случалось мучиться над каким-то решением. Она знала: он шутит лишь наполовину. Его уверенность в себе всегда была сильнее, чем у нее.

Но тут же она подумала о женщинах, которые проявили смелость и силу духа: Оливия дала показания в суде, и самое болезненное из пережитого ею разбиралось по крупицам и ставилось под сомнение. Она сделала это, рискуя, что ложь Джеймса окажется убедительнее ее правды. Китти Леджер, стойкая, непреклонная, всегда готовая прийти на помощь, выполнила свой долг, хотя это было нелегко. Даже Эли Джессоп со своей преданностью Холли тигрицей бросилась на защиту подруги, узнав ее тайну. Возможно, своими произнесенными спьяну словами она неуклюже хотела помочь и ей, Софи?

Софи свернулась клубочком, глядя на пылинки, танцевавшие в луче света, и заставила себя думать о Холли, прилежной, наивной, мягкой, несмотря на внешнюю неприступность, а перед самым исчезновением – болезненно замкнутой, ставшей почти отшельницей. Эли сказала, что Холли теперь адвокат. Воплощение уверенной в себе, настойчивой женщины. Софи вспомнилась Кэти Вудкрофт, как она давила на Джеймса, провоцируя у того вспышку раздражения, – такой твердости характера не занимать.