— Да, епископ Вюрцбургский и аббат Сен-Дени.

— Фулард и Бухард.

— Наоборот.

— Что? А, да, точно, наоборот. Бухард — епископ.

— В 751 году папа Бонифаций короновал Пипина.

— И последнего короля Меровингов отправили в монастырь, так же, как Гамлет отправил туда Офелию.

— Вот только в Англии времен Шекспира девичьей обителью еще называли бордель.

— Если следовать за Боккачо и Чосером? Возможно, с несчастным Хильдериком из династии Меровингов случились презабавные вещи.

— Если бы нас сейчас кто-то слышал, он сказал бы, что мы сошли с ума, — заметил сэр Уинстон. — Беседовать с вами не менее занятно, чем вести бесконечные дискуссии с вашим дедом. Но вернемся к нашим баранам.

— Собственно, в чем вообще вопрос?

— Папа впервые легитимировал короля, и Пипин признал духовное превосходство папы.

— Вовсе нет, просто деньги сменили хозяина.

— Да. Пипин отвоевал Равенну у Астульфа и отдал город папе, а в качестве бонуса добавил значительную часть Убмрии. Историки считают этот вклад …

— По крайней мере те, кто умеет считать… — рассмеялся Чарльз.

— И другие… Этот подарок считают началом Папской области, официального государства церкви. С этого момента все королевское, а затем и имперское достоинство берет свое начало в церкви, поскольку сына Пипина Шарлеманя тоже короновал папа. С тех пор вся суверенность зависела от миропомазания папой. Но, возвращаясь ко вкладу, как вам известно, его называют «наследством Петра».

— Подразумевая расширение территории римской церкви во времена святого Петра.

— Отношения между папским престолом и королевской властью так сильно повлияли на всю будущую историю Европы потому, что союз между этими двумя силами создал предпосылки для доминирования в мире.

— Предпосылки, совершенно верно. Папам нужны были короли ради вассальных отношений, которые они создали на заре эпохи феодализма, ради армий, с помощью которых они подчиняли население, ради рыцарей, которые защищали епископов, церкви и прелатов в целом, а еще ради их подарков в виде денег и имущества. А королям папы нужны ради солидности собственного имиджа. Меч подчиняет себе волю, а Господь подчиняет себе умы.

— Совершенно верно, — согласился сэр Уинстон. — Это сочетание оказалось смертоносным, и избежать его влияния не удалось никому. Папа римский стал главным авторитетом на земле, и этот авторитет распространялся и на короля — государя, как сказал бы Макиавелли. В результате — и я попрошу вас запомнить это — появился образ двух мечей: духовной силы, принадлежащей церкви, и временной, принадлежащей государю.

— Я даже не думал об этом в связи с нашей задачей, — сказал Чарльз. — Вы говорите о «двух мечах, которые войдут в одни ножны», не так ли?