– Хорошо. – Взяв Билли за руку, доктор Феррьер увлек его в комнату отдыха сотрудников интерната.

В этот момент она пустовала. Тишину нарушало только гудение автоматов по продаже закусок и напитков, готовых в любой момент снабдить медиков всякой всячиной с высоким содержанием калорий, жира и кофеина, хотя те прекрасно знали, как все это вредно.

Феррьер отодвинул пластмассовый стул от оранжевого пластмассового стола. Когда Билли не последовал его примеру, доктор вздохнул, вернул стул на место, остался на ногах.

– Три недели тому назад я закончил оценку состояния Барбары.

– Я заканчиваю ее каждый день.

– Я вам не враг, Билли.

– В это время года трудно об этом судить.

Доктор Феррьер, трудолюбивый, умный, талантливый, вроде бы исходил из самых лучших побуждений. К сожалению, университет, где он учился, заразил его так называемой «утилитарной биоэтикой».

– Лучше она не становится. – Доктор Феррьер перешел к делу.

– Она не становится хуже.

– Шансы на восстановление высшей когнитивной функции…

– Иногда она говорит, – прервал его Билли. – Вы знаете, что говорит.

– В ее словах есть хоть какой-то смысл? Она говорит что-то связное?

– Иногда.

– Приведите пример.

– Вот так, с ходу, не могу. Мне нужно свериться с моими записями.

У Феррьера были сострадательные глаза. И он умел ими пользоваться.

– Она была удивительной женщиной, Билли. Никто не сделал бы для нее больше, чем сделали вы. Но теперь для нее нет смысла жить.

– Для меня ее жизнь имеет очень даже большой смысл.

– Страдаете-то не вы. Она.