— Хотелось узнать подробности о дополнении к закону о библиотеках, — ответила Анника.
Форсберг задумчиво смотрел на Аннику несколько бесконечно долгих секунд, потом наклонился и выключил магнитофон.
— Может быть, лучше так? — спросил он и фривольно подмигнул.
Она кивнула и потянулась за кружкой кофе, решив еще раз попытать счастья.
— Что произошло? — спросил он.
— Произошло лишь то, о чем мы говорили с самого начала, — ответила Анника. Она еще раз отхлебнула из кружки, подавила гримасу отвращения и снова отодвинула кружку, на этот раз навсегда. — Все мои источники защищены законом. Вы же представляете орган государственной власти и нарушаете закон всякий раз, когда пытаетесь выяснить, что я знаю и откуда я почерпнула свои знания.
Улыбка сползла с лица инспектора.
— А мне надо провести расследование. Можете ли вы рассказать, зачем вообще приехали в Лулео?
— Я приехала по работе, — ответила Анника. — Я решила позвонить министру культуры и спросить ее о связи с Рагнвальдом. Во время разговора я поняла, что она находится в аэропорту Каллакс, и последовала за ней.
— Зачем?
— Она не захотела обсуждать этот вопрос по телефону, если можно так выразиться.
Он кивнул и что-то записал.
— И министр культуры шла пешком по лесу вдоль железнодорожного пути, а вы шли следом за ней?
Анника кивнула:
— Я доехала до Лёвскатан. Взятый мною напрокат автомобиль до сих пор стоит там.
Форсберг взял какую-то бумагу и принялся, поморщившись, ее читать.
— Передо мной рапорт, — сказал он, — где говорится, что человек, назвавшийся вашим именем, в семнадцать двенадцать позвонил в следственный отдел и сообщил, что разыскиваемый полицией преступник находится в неопределенном месте, в каком-то кирпичном строении около виадука. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Могу сказать, что парень на коммутаторе — не Эйнштейн, — сказала Анника и вдруг почувствовала, что продолжает мерзнуть, несмотря на все усилия медиков. — Я пыталась изо всех сил объяснить ему ситуацию, но, видимо, до него не дошло.
Инспектор снова перечитал рапорт.
— Звонившая, то есть вы, производила впечатление несобранного истеричного субъекта.