Он поднялся и подошел к угловому шкафу, где стояла эта группа. Смайли мог часами любоваться красотой этих фигурок: крошечная придворная дама в стиле рококо, переодевшаяся пастушкой, протягивала руки к одному обожателю, а личико свое слегка повернула в сторону другого, бросая на него кокетливые взгляды. Он ощущал свою громоздкость и неуклюжесть перед этим хрупким совершенством, точно так же, как чувствовал себя, когда начал первый свой приступ на завоевание сердца Энн — на удивление всему обществу. Но эти фигурки вносили умиротворение в его исстрадавшуюся душу: бесполезно было ожидать верности от Энн, точно так же как обожатели не могли ожидать верности и от этой пастушки в стеклянном футляре. Стид-Эспри приобрел эту группу в Дрездене еще до войны, она стала жемчужиной его коллекции, но он подарил эту жемчужину им. Быть может, он догадывался, что в один прекрасный день Смайли найдет утешение в простой и немудреной житейской философии, заключенной в этом подарке.

Дрезден… Из всех городов Германии он был самым любимым. Смайли любил его архитектуру, это причудливое смешение средневековых и классических зданий, чем-то напоминавшее ему Оксфорд, любил его купола, башни и шпили, медно-зеленые крыши, сверкавшие под жарким солнцем. Название его означало «город лесных жителей», и именно в нем, этом городе, Венцеслав Богемский одаривал своих поэтов-менестрелей привилегиями, осыпал подарками. Смайли припомнил тот последний визит в Дрезден, когда он навещал своего университетского приятеля, профессора филологии, с которым познакомился еще в Англии. Как раз тогда, в тот визит, он и увидел Дитера Фрея, через силу ковылявшего по периметру тюремного двора. Он и сейчас хорошо помнит его: высокий, яростный, с выбритой до почти полной неузнаваемости головой, кажущийся непомерно большим для этой тюрьмы.

Дрезден — это ведь родной город и для Эльзы. Он помнил, как проглядывал ее личное дело в министерстве: «Эльза Феннан, в девичестве Фрейман, родилась в 1917 году в Дрездене, Германия, от германских родителей, обучалась в Дрездене, находилась в тюремном заключении с 1938 по 1945 год…» Смайли попытался представить себе Эльзу на фоне ее дома, патрицианской еврейской семьи, живущей среди оскорблений и преследований. «Я мечтала о длинных золотых прядях волос, а они обрили мне голову». Ему до тошноты стало ясно, почему она красит волосы. Она могла стать такой же, как его пастушка, — круглогрудой и крутобедрой, краснощекой и кокетливой. Они иссушили и сломали ее тело, оно стало угловатым и худым, как скелет их маленькой пичуги.