Однако запах Мартина не останавливает. Ничто его не остановит. Он идет сквозь запах, бредет сквозь него, как через толщу воды, с усилием проталкивает тело. Пение указывает путь – в комнату мертвого кота.

Войдя, Мартин ступает тихо, хотя и не пытается прятаться. Джейми Ландерс сидит в кресле у окна, обнаженный ниже пояса и, заметив его, прекращает петь. В руке у парня нож. Длинный нож, кончик влажно блестит красным. Лиам – на кровати. Рука и противоположная ей нога привязаны к столбикам кровати, во рту – кляп, глаза круглые от ужаса, все лицо в слезах и слюне. Он обнажен, крошечное тельце в разводах крови, натекшей из пореза на груди.

– А, репортеришко, это ты. Я все думал, кого принесла нелегкая.

– Джейми, прекрати. Ты должен его отпустить.

– Не сцы, писака. Я быстро. Их же надолго не хватает, сам знаешь. По крайней мере, маленьких. Но ты, старина, протянешь дольше. Обещаю. Много дольше.

Мартин осторожно приближается, широко раскинув руки, будто каким-то образом способен отразить колющий удар. Робби, вероятно, уже в пути. Должен быть в пути.

Джейми встает, на лице – улыбка.

– Хочешь посмотреть, как я его убиваю? Как гаснет свет жизни в его глазах? Зрелище еще то.

Мартин застывает, леденея, и вдруг слева проносится что-то размытое и бело-голубое и ударяет Джейми Ландерса в грудь с такой силой, стремительностью и бесстрашием, что тот попросту не успевает пустить в ход клинок. Мэнди Блонд. Она швыряет юнца на стену, вышибает из него дух, вырывает нож.

– Мэнди, нет… – Голос Мартина похож на далекую, бестелесную мольбу из какой-то другой вселенной. Но без толку. Она не слушает.

Глянув на бьющегося в путах, заплаканного сынишку, она устремляет взгляд прямо в глаза безумца. Тот больше не улыбается, запах страха теперь наполняет его и только его ноздри. Медленно, не торопясь, Мэнди проводит кончиком ножа по шее Джейми, оставляя на коже кровавый след.

– Я зарежу тебя прямо здесь и сейчас, – шепчет она, однако нерешительно застывает, когда парень, сдаваясь, поднимает руки.

В дверь с пистолетом на изготовку врывается Робби Хаус-Джонс.

Глава 19. Дела давно минувших дней

Глава 19. Дела давно минувших дней

Спустя часы Мартин снова в полицейском участке. Та же стойка, те же брошюры, те же бесполезные руки. Он смотрит на них, изучает. Руки очевидца, руки писаки, испятнанные временем, не замаранные достижениями.

Пару раз на Среднем Востоке и в Азии Мартин присутствовал при драматичных событиях, служил у истории стенографистом, однако подобные высоты были редкостью, и даже они не полностью принадлежали ему. Без его присутствия все происходило бы так же. Остальную часть своей карьеры и своей жизни он заведовал у истории сносками, а не начитывал ей под диктовку. Был объективным, одновременно присутствовал и не присутствовал, как это полагается человеку его профессии, стоял чуточку в стороне, позади камер и заголовков, а не перед ними – вуайерист с блокнотом, призрак в комнате. То есть так было до тех пор, пока в Газе он не забрался в багажник «мерседеса», невольно став самой историей, а не ее рассказчиком. Принял в событиях непосредственное участие, а не просто их описал. Он спас человека – городского изгоя – от степного пожара и спас жизнь подростку-убийце – в автомобильной аварии. Осужденный в том, что довел полицейского до самоубийства, подвергнутый публичной порке на телевидении, он внес залог за женщину, которую обвинили в попытке помешать правосудию. А теперь еще и спас жизнь ребенку. Где тот бесстрастный объективный репортер, которым он был когда-то? Как умудрился угодить в стремительный торнадо, что засасывает в свою круговерть радиошоу, твиттеры, грузовики со спутниковыми тарелками и тащит по голой безводной равнине, приковывая взгляды всей Австралии?