Кроме того, учитывая интенсивный рабочий график и личную жизнь, пусть даже сведенную к минимуму, Брюссену было бы трудно выкроить время, чтобы наведаться к жертвам, если только они не находились поблизости, прямо-таки под рукой, готовые в коротких перерывах потешить его своими криками.
Идеальная тюрьма для пленников.
Лудивина посмотрела на дорогу, уходившую влево, к старому туберкулезному санаторию, и свернула на нее, больше не раздумывая.
Как только «порше бокстер» остановился в тени замка, она заглянула в бардачок. По счастью, там нашлось то, что нужно, – карманный фонарик.
Подойдя поближе к огромной глыбе из желтого кирпича, Лудивина почувствовала себя совсем маленькой, и в голове мелькнула мысль: а не вернуться ли сюда с Сеньоном, просто из осторожности? Но это было бы проявлением слабости – нет уж, она не принадлежит к разряду впечатлительных девиц. По крайней мере, давно перестала быть таковой.
Лудивина спустилась по откосу, поискала вход и озадаченно поняла, что его нигде нет – двери и редкие окна на первом этаже были давным-давно замурованы или забиты досками. Но наверняка же должен быть какой-то лаз или дыра в стене…
Она замерла, увидев вдруг свежие следы на земле и траве, – они вели к узкой двери, загороженной деревянной решеткой из перекрещенных планок. Решетка поддалась – Лудивина сумела отодвинуть ее на достаточное расстояние, чтобы протиснуться внутрь заброшенного санатория.
Теперь ей предстояло поднять облака пыли, распугать пауков и послушать завывания призраков.
В глубине души она надеялась даже, что призраки поведают ей свои тайны.
55
55
Кровь и ошметки мозгов Симоны Лемин оставили след на стекле автобуса, сложившись в картинку, похожую на грустную Барбапапу[65]. Крошечные осколки черепа белели на красном фоне.
Перед тем как снова отправиться в путь, водитель согласился вытащить на дорогу труп – Летиция даже представить боялась, что было бы, откажись он. В смерти учительницы она винила себя. Это из-за нее, из-за ее телефона, который Симона придержала ногой, чтобы он не упал на ступеньки…
Но дети так переполошились, что Летиции пришлось взять себя в руки и больше не думать об этом – надо было успокоить малышей, убедить их не шуметь и тем самым оправдать свое пребывание в автобусе, чтобы еще на какое-то время отложить собственную смерть.
Перепуганные дети плакали и дрожали; некоторые, ошеломленные, находились в состоянии ступора, ушли в себя – все реагировали по-своему, но они поняли, что лучше сидеть тихо, поэтому заняли свои места, и каждый переживал психологическую травму наедине с собой. Были и такие, кто держался храбро – не всякий взрослый сумел бы проявить такую выдержку. Они утешали одноклассников, обнимали тех, кто совсем раскис, – Лео утешал плачущего брата, а Карим прижимал к себе маленькую Рашель Леанен с тех пор, как у нее на глазах застрелили отца.