Рослонева бдительно следила за тем, чтобы продавщица не сунула никому подгнившую морковку или вялый огурец. Она сама выбирала товар, который привозила с оптовки, лично его раскладывала и стояла за прилавком во второй половине дня, до самого закрытия. У нее можно было заказать любые сельскохозяйственные товары, такие как просо, например, корм для кур или витаминные препараты для свиней, потому что в маленьком городке никого не удивляло, что по двору, окруженному живой изгородью, на одной из главных улиц, ходили две курочки и в сарае похрюкивала небольшая свинка. Домашние яйца дешевле и полезнее, а денег у местных всегда было не густо.

— Наверх, — распорядилась хозяйка магазинчика, когда сын принес ящик помидоров черри. Это был заказ одного из постоянных клиентов. Маленькие помидоры не очень хорошо шли в розницу.

— Вниз! — крикнула она, увидев, что Анжелика пытается втиснуть петрушку, морковку и порей на вторую полку. Рослонева не понимала, как можно быть такой флегмой. Если бы девка не была родственницей, она бы никогда ее не наняла.

— В холодильник, — сказала она, показав на молоко в пакетах, масло и вкуснейший сыр с хайнувского молокозавода. В последнее время взялась активно развивать молочное направление.

Дела шли хорошо. Рослонева совсем не ощутила кризис, о котором говорили политики из стеклянного ящика. Ко всему, что у нее было, она пришла сама, благодаря тяжелому труду. Только этот павильончик, точнее его аренду у хозяина торговой площади, ей удалось получить, благодаря внушительной взятке. Но это было очень давно, когда Рубль-плац был настоящим полем битвы русскоязычных граждан, приезжающих сюда торговать со всех близлежащих советских республик. Поэтому в доме Рослоневой было полно русского золота, уйгурских ножей ручной работы, белорусских кастрюль в стиле «гнется, но не бьется», литовских лекарств, азербайджанского фаянса и дурацких статуэток с подсветками, украинских часов или широких тканых поясов из далекой Грузии. У Рослоневой имелась торговая жилка. Она изучала, чем заполнен Рубль-плац и только ждала, когда русские — как их всех здесь дипломатично называли — будут уезжать, а потом подходила к тем, у кого был лучший товар, и предлагала общую оптовую цену «за все». Через какое-то время она распродавала эти вещи с тройной накруткой.

Теперь здесь уже не было тех, настоящих русских, также как и тех прекрасных времен, когда на Рубль-плацу можно было одеться, поесть, обзавестись «катюшей» и уехать с этим всем на ворованной тачке. Сейчас палатки и киоски были наполнены — как и на каждом базаре — китайским барахлом. Осталось одно название. Но местные жители, то ли из сентиментальности, то ли из мнимой рачительности, по-прежнему съезжались сюда ранним утром, каждую среду, чтобы выбраться с базара с полными сумками, как сам Бог велел.