Зиг даже не обернулся, он был заранее готов к подобному вопросу.

Постучав пальцами по рулю, он сделал глубокий вдох. Мягким голосом, мягче, чем когда-либо ей приходилось слышать, Зиг сказал:

– Пушкарь говорил мне, что ты быстро поправляешься, но я… я хотел увидеть своими глазами. Убедиться, что у тебя все в порядке, посмотреть, чем ты будешь заниматься.

– И все?

– И все.

Машина подскочила на небольшой выбоине, отчего солнечный луч ударил в глаза Нолы, а ногу пронзила боль.

Она посмотрела на своего спутника. Оранжевый свет выделял каждую морщинку на его лице. Складки между бровями, множество морщин, оставленных тревогами.

– Рисовать буду, – отрывисто сказала она.

– Что-что?

– Меня уволили… Вы спросили, чем я теперь буду заниматься. Рисовать. Писать картины.

– Для галерей?

Нола наградила его взглядом, каким двадцатилетние девушки награждают пятидесятилетних мужчин. Ты совсем лох?

– Армия взяла меня в штат художницей не на пустом месте. Мне нравится изучать мир. Возьму с собой пастельные краски, отправлюсь в путешествие, может, попадется что интересное.

– Будешь искать приключений?

Нола бросила на Зига еще один взгляд, закатила глаза. Она порылась в бардачке, нашла блокнот и старую дешевую ручку. Примостив блокнот на здоровой ноге, принялась делать набросок.

– Для начала собираюсь съездить в Новый Орлеан. Никогда там не была.

– Тебе понравится, – одобрил Зиг, наблюдая, как ручка ходит по бумаге.

– А вы, мистер Зигаровски? Остаетесь в Довере?

Он кивнул.