— Ей это удавалось?
— О да. И не из-за него… не это унесло ее жизнь. С ней случился удар. Она в самом деле очень серьезно относилась к болезни, была осторожна в отношении всего, что отправлялось ей в рот. Когда я жила с ней, мне не разрешалось никаких сладостей или спиртного. Поэтому у меня так и не развился вкус к ним, и у нас в доме обычно ни того, ни другого много не бывает. — Она поцеловала Кэсси в щечку. — Я думаю, если Кэсс не попробует их теперь, то, может быть, позже они не будут ей нужны.
Я отвернулся от фотографии.
— Мы делаем все, что возможно, чтобы она была здорова, — проговорила Синди. — Если нет здоровья, то нет… ничего. Так ведь? Разговоры об этом мы слышим с детства, но только много позже начинаем понимать значение подобных слов.
Ее глаза были полны страдания.
Кэсси завертелась и забормотала что-то нечленораздельное.
— Совершенно с вами согласен, — заявил я. — Как вы смотрите на то, чтобы завтра опять встретиться?
— Конечно.
— Какое время подойдет?
— С ней или без нее?
— Без нее, если это возможно.
— Тогда, может быть, когда она спит. Обычно она спит с часу до двух или двух тридцати, а вечером ложится в семь или восемь. Может, в восемь, чтобы наверняка? Не слишком поздно для вас?
— В восемь часов, отлично.
— Возможно, Чип тоже сможет присутствовать. Это было бы очень хорошо, как вы думаете?
— Безусловно, — согласился я. — До завтра.
Она коснулась моей руки:
— Благодарю за все и очень сожалею. Я знаю, вы поможете нам пройти через это.
* * *
Выехав обратно на Топангу, я остановился у первой попавшейся бензоколонки и воспользовался платным телефоном, чтобы позвонить Майло на работу.
— Как раз кстати, — отозвался он. — Только что закончил разговор с Форт-Джексоном. Кажется, малышка Синди в самом деле была больна. Именно тогда, в восемьдесят третьем году. Но не воспалением легких и не менингитом. А гонореей. Из-за этого ее и изгнали из армии — она прослужила меньше ста восьмидесяти дней. Это означает, что от нее захотели избавиться как можно быстрее, чтобы потом не выплачивать пособие.