Я поняла, что он собирается заговорить, но слышать очередную ложь не хотелось.
Я поняла, что он собирается заговорить, но слышать очередную ложь не хотелось.
– Я знаю, что он погиб в Афганистане, – произнесла я.
– Я знаю, что он погиб в Афганистане, – произнесла я.
Рот его закрылся и открылся снова – почти комично, словно у рыбы.
Рот его закрылся и открылся снова – почти комично, словно у рыбы.
– Как ты узнала?
– Как ты узнала?
– Ты сам мне сказал, – ответила я. – Несколько недель назад. Ты ел печенье, а я была в ванной. Спустившись вниз, я тебе сказала, что вспомнила: я родила ребенка, сына, вспомнила, как его звали, а потом ты усадил меня рядом с собой и рассказал, как он погиб. Показал мне фотографии, которые принес из комнаты наверху. Наш с ним снимок и письмо, которое он написал Санта-Клаусу. – Меня снова охватило горе, и я замолчала.
– Ты сам мне сказал, – ответила я. – Несколько недель назад. Ты ел печенье, а я была в ванной. Спустившись вниз, я тебе сказала, что вспомнила: я родила ребенка, сына, вспомнила, как его звали, а потом ты усадил меня рядом с собой и рассказал, как он погиб. Показал мне фотографии, которые принес из комнаты наверху. Наш с ним снимок и письмо, которое он написал Санта-Клаусу. – Меня снова охватило горе, и я замолчала.
Бен уставился на меня:
Бен уставился на меня:
– Ты вспомнила? Как?..
– Ты вспомнила? Как?..
– Я записываю свои воспоминания. Уже несколько недель. Насколько я понимаю.
– Я записываю свои воспоминания. Уже несколько недель. Насколько я понимаю.
– Где? – спросил он; голос его сделался громче, точно он злился, хотя я не могла взять в толк, что его рассердило. – Где ты записываешь? Я не понимаю тебя, Кристин. Где записываешь?
– Где? – спросил он; голос его сделался громче, точно он злился, хотя я не могла взять в толк, что его рассердило. – Где ты записываешь? Я не понимаю тебя, Кристин. Где записываешь?
– Завела себе тетрадь.
– Завела себе тетрадь.