– Черт! – выругалась она. – Прости. Я и забыла. Просто он как-то убеждал меня, что рыба – такое же животное, только без ног. Да он и мухи не обидит! Представить себе не могу.
– Черт! – выругалась она. – Прости. Я и забыла. Просто он как-то убеждал меня, что рыба – такое же животное, только без ног. Да он и мухи не обидит! Представить себе не могу.
Занавески колышет ветер. Где-то вдалеке идет поезд. На пристани кто-то кричит. На улице слышны ругань и звон бьющегося стекла. Я не хочу читать дальше, но заставляю себя продолжать.
У меня мурашки пошли по коже.
У меня мурашки пошли по коже.
– Бен – вегетарианец?
– Бен – вегетарианец?
– Веган, – смеется она. – И не говори мне, что ты и этого не помнишь.
– Веган, – смеется она. – И не говори мне, что ты и этого не помнишь.
Я вспоминаю тот вечер, когда он меня избил.
Я вспоминаю тот вечер, когда он меня избил.
«Кусок колбаски, – записала я. – Горошек в густом соусе».
«Кусок колбаски, – записала я. – Горошек в густом соусе».
Я подошла к окну.
Я подошла к окну.
– Бен ест мясо, – отвечаю я, стараясь говорить медленно. – Он не вегетарианец. Во всяком случае, теперь. Может, все изменилось?
– Бен ест мясо, – отвечаю я, стараясь говорить медленно. – Он не вегетарианец. Во всяком случае, теперь. Может, все изменилось?
Снова воцарилась долгая тишина.