— Вы сказали, что полиция вас подставила, — сказал Адам. — Но не сказали почему. И не обязаны. Но кое в чем я могу вам поклясться, Родни, — черт, да кому угодно могу поклясться, — что информацией о вас я не делился с полицией.

Бова молчал. Адам размышлял об электронном браслете и о риске, который с ним связан.

— Если хотите его снять, пожалуйста. Я дорожу своей репутацией. И не хочу, чтобы вы так говорили.

— Тогда снимите его.

— Сниму. Но может, скажете, почему?

— Моего брата убили. Они искали его, и теперь он мертв. А я… я виделся с ним. То есть ездил к нему перед тем, как его убили. Не знаю, в чем они его подозревали, но теперь…

— Что натворил ваш брат? Почему полиция его так искала?

Бова отвел взгляд.

— Это личное.

— Вы сами ко мне пришли.

— Я знал, что его ищут, — тихо повторил Родни. — Но не знал почему. Это плохо. Но они его не понимали. Он много всякого натворил, с ним было трудно, но он этого не делал. Того, в чем они его обвиняли.

— Вы были с ним близки?

— Мы редко встречались. Но он был моим братом. Мы многое пережили вместе, давно. Но я немного быстрее нащупал почву под ногами. Он выбрал другую дорогу. Но я знаю, кем он был, каким он был, и…

— Это я понял, — сказал Адам. — Скажите мне вот что: вы когда-нибудь лгали о нем полиции? Например, они спрашивали, где он, а вы сказали, что не знаете?

— Да. Он нарушил условия досрочного освобождения. Больше я ничего не знал. Но выдавать его не собирался.

— Вы сказали им, где он прятался, когда полиция пришла к вам с этой новостью?

— Нет, я пока им ничего не сказал.

— Почему?

— Потому что я хочу понять, что произошло. И не с их слов. Мне нужно самому понять, что случилось.

— А потом?