Агент Фишер резко подается вперед, вытаскивает из кармана и натягивает неопреновые перчатки. Техники застывают на месте, не мешая ей осторожно вытащить предмет, чтобы тот не затерялся. Томительно долгую секунду Фишер рассматривает лежащее в ее ладони. Техник делает снимок со вспышкой, документируя находку. Фишер слегка – пальцы не складываются в кулак – сжимает предмет и идет обратно к нам.

Осторожно вытаскиваю руку из кармана Брэна и делаю широкий шаг в сторону, становясь почти перед Ианом, чтобы не загораживать обзор Эддисону.

Фишер молча раскрывает ладонь.

Там лежит украшение. Цепочка потускнела от времени, застежка сломана, но кулон…

Розово-желто-голубая эмалевая радуга. Дуга с двумя белыми звездочками на концах.

Глава 28

Глава 28

Брэн таращится на кулон; кровь отхлынула от его и без того бледного лица. Он видел это украшение каждый день – оно висело и подпрыгивало поверх ярких футболок сестры и путалось в ее волосах – в течение десяти месяцев и еще двенадцати дней. Он сам надел кулон на шею Фейт рождественским утром, и с тех пор она его не снимала.

Видимо, и Дэвис не снимал.

Брэн с полувсхрипом-полувсхлипом падает на колени в снежную пыль, склонившись над одеялом, которое дала ему мать, чтобы накрыть тело сестры. Даже не уверена, дышит ли он. Плечи вздрагивают от напряжения, однако эти звуки – сломленного человека, угодившего в капкан зверя…

Встаю перед ним на колени и зарываюсь пальцами в его кудри, прижимая голову к своей груди. Кончики моих пальцев поглаживают голову. Ничего не говорю – что тут скажешь? Брэн не одинок – вот и все, чем я могу его утешить. Этого совершенно недостаточно, но я все равно даю ему знать: он не одинок.

Al molay rachamim, – шепчу я, медленно раскачивая нас обоих из стороны в сторону, – shochayn bam’romim, ham-tzay m’nucha n’chona al kanfay Hash’china, b’ma-alot k’doshim ut-horim k’zo-har haraki-a mazhirim, et nishmat Fate she-halach l-olama, ba-avur shenodvu tz’dakah b’ad hazkarat nishmata. B’Gan Ayden t’hay m’nuchata; la-chayn Ba-al Harachamim yas-tire-ha b’sayter k’nafav l’olamim, v’yitz-ror bitz-ror hacha-yim et nishmatah, Ado-nay Hu na-chalatah, v’tanu-ach b’shalom al mishkavah. V’nomar: Amayn[89].

Рука Брэна обхватывает меня за талию и притягивает к себе. Елозя коленями по мокрой от снега земле, придвигаюсь к нему – близко, как он хочет. Его голова прижимается к моей шее. Слезы катятся по моим щекам, обжигая в тех местах, где мокрых дорожек касается холодный воздух.

Постепенно сбивчивое дыхание Брэна выравнивается.

Через мгновение Иан опускается рядом на колени, обнимая нас обоих. Карван следует его примеру, обнимая и Брэна и Иана.