Хочу добавить – «больно надо».

Но выдаю совсем другое:

– Я беспокоилась.

Кейси складывает руки на груди. Точнее, на животе.

– Мики, – произносит она после долгой паузы. – А что это там, в церкви, было? Оборотень-чмоборотень – о чем девчонки говорили?

– Понятия не имею.

– Точно? А если подумать как следует?

Сглатываю. Если подумать – речь шла о Поле Мулрони. О том, как я посоветовала ей написать заявление. О том, что она ответила. «Мне только заявы и не хватало. Чтоб у каждого легавого в черном списке очутиться».

– Нет, Кейси. Я правда не знаю, что они имели в виду.

Кейси кивает, не сводя с меня взгляда.

– Я тебе верю, Мик.

На предложение подвезти ее Кейси отвечает:

– Спасибо, не надо. Я на папиной машине. Он дома ждет.

Оставляю ее, уезжаю – раздавленная, с тошнотворной болью в животе.

* * *

Пора забирать Томаса. Еду в Нортен-Либертиз. Лорен приглашает меня в дом. Просторное, современное жилище с видом на парк, о котором во времена моего детства шла дурная слава. В котором кишели хулиганы. Да что парк – тогда весь район был ужасен.

Кухня на первом этаже оборудована словно для съемок кулинарного шоу и снабжена скользящими стеклянными дверьми, ведущими в патио. Там, в патио, – живая елка в ярко-белых крохотных лампочках. Никогда не видела, чтобы елку наряжали во внутреннем дворике. Мне нравится.

– Дети на втором этаже, Мики. Что вам предложить? Кофе будете?

– Да, спасибо.

Меня все еще потряхивает после инцидента. Вдобавок, когда держишь что-то маленькое и теплое – например, кофейную чашку, – разговор лучше клеится.