– Все равно. Вы ее хорошо знали. И потом, смерть в раннем возрасте – всегда трагедия.
– Да, это верно.
* * *
Несмотря на то, что имя Полы Мулрони все-таки обнародовали, церковь во время заупокойной мессы полупустая. Прихожу за десять минут до начала. Прежде чем усесться в среднем ряду, по привычке преклоняю колени.
Быть здесь у меня две причины. Во-первых, я должна почтить память погибшей. Не знаю насчет загробной жизни, зато уверена: в жизни земной надо делать что положено. Может, Полу и не потому убили, что я ее имя раскрыла, но я ее предала, с этим не поспоришь. И я здесь, в церкви Святого Спасителя, чтобы отдать Поле последний долг.
Вторая причина – я рассчитываю узнать, подслушать что-нибудь важное о ней, об обстоятельствах ее гибели.
С утра я надела все черное – и брюки, и блузку. Внезапно поняла: выгляжу, как Ба в униформе кейтеринговой компании. Сменила черную блузку на серую. Обошлась без косметики. Волосы собрала в самый непритязательный хвост.
Все первые ряды заняты, все ряды за мной – пусты. Сидя посередине, я будто бы нахожусь на самой последней скамье. Почти все скорбящие знакомы мне либо по патрульной службе (мимо них я проезжаю каждый день), либо по школе. Все – в разных стадиях похмелья. Немногочисленные мужчины держатся кучкой. Один из них кашляет, будто лает; еще один клюет носом. Женщины – их дюжина, – поймав на себе мой взгляд, отворачиваются. Некоторых мне случалось арестовывать.
Сюда нас водили детьми. К приходу Святого Спасителя была приписана и наша начальная школа. Здание церкви – старинное, массивное. В этих стенах безо всяких кондиционеров прохладно в летнюю жару, зимой же – чудовищно холодно, и сегодняшний день – не исключение. Воспоминаний у меня хватает. Здесь, с разницей в два года, я и Кейси получили первое причастие. Причем в одном и том же платье. До сих пор вижу Кейси, наряженную как невеста, степенно шествующую по нефу, старающуюся не сорваться на обычную свою припрыжку.
Сегодня Кейси вполне, вполне может прийти. Уж конечно, она слышала о смерти Полы; возьмет и явится. Но Кейси пока не видно. То и дело оглядываюсь на дверь. Нет, снова не она. Ничего. Еще не поздно.
Начинается заупокойная месса. Патер Стивен – он еще нашу маму отпевал – частит, читает без вдохновения, без должной скорби. Какая тут скорбь! За последние двадцать лет смерти настолько участились, что впору отбарабанить положенное. Заупокойная молитва стала рутиной, с каковым фактом патер Стивен давно свыкся.
Мать Полы Мулрони, сидящая в первом ряду, по другую сторону нефа, видна мне в профиль. Она в джинсах и кроссовках. Дутую куртку не сняла, будто та служит дополнительным слоем защиты от ужаса произошедшего. Вся скукожилась, локти прижаты к бокам, ладони развернуты к церковному своду. Кажется, эта женщина баюкает скорбь, пытается вспомнить тяжесть теплого младенческого тельца, когда-то удерживаемого этими ладонями. Недоумевает, что сделала неправильно, как упустила дочь.