Я отвожу взгляд и делаю глубокий вдох.

– Наш сын… он покончил с собой. Для нас это стало страшным ударом. Особенно для Алекс.

– Понятно. – Его голос становится тише. – А до того?

– То было совершенно другое. Не столько депрессия, сколько беспокойство.

– Какого именно рода беспокойство, вы помните? Понимаю, с тех пор прошло уже много времени…

Разумеется, я помню. Как я могу это не помнить, черт побери!

– Плохой сон, два-три приступа паники. Апатия – в таком вот духе. – Я глотаю комок в горле. – Ночные кошмары.

Алекс просыпалась в ужасе, с криками, обливаясь потом – зрачки расширены, как у наркомана, – и хватала меня с такой силой, что выступала кровь…

– Но сейчас это совершенно другое. Сейчас Алекс тревожится за ребенка.

Врач недоуменно смотрит на меня. Очевидно, я выражаюсь не слишком ясно.

– В предыдущий раз… на то была причина.

* * *

– Блин, это было как гром среди ясного неба, да?

Это Куинн. Команда собралась в оперативном штабе.

– И Чаллоу абсолютно уверен? – спрашивает Гис. – Я хочу сказать, пока мы не ворвались туда словно спецназ, черт возьми?

Галлахер вздыхает.

– Уверен, насколько это возможно. Этот пакет держали в руках и Диана, и Надин.

– Так что же он хочет сказать? – говорит Сомер. – Что с Фейт так поступила собственная мать? Что ее родная сестра была способна на подобную… подобную…