– А… телефон? – спросил он.

– Это другая часть Морфеуса: она включает в себя диалогового агента с приписанным телефонным номером, способного распознать эмоции, связанные с голосом, и адекватно отвечать. И тут опять-таки Николя использовал собственный голос, чтобы развивать и обогащать программу. Установление личности по голосу было, кстати, одной из «коммерческих» задач Морфеуса.

– Но как можно питать его голосом мертвеца…

– Верно. Это предполагает предвосхищение смерти, подготовку. Люди в возрасте должны принимать превентивные меры, но они далеки от технологии и потому не являются целями Морфеуса. А молодые, которые с этими технологиями живут, не желают думать о своей смерти и уж тем более ее готовить. Это и тормозит развитие проекта. Не знаю, что стало с Морфеусом, найдет ли он себе когда-нибудь широкое применение, но как бы то ни было… – Она указала на шкаф, где был укрыт системный блок. – Он здесь, со мной. И он останется там, пока у меня не хватит сил вырубить кабель.

О ком она говорила? О Николя или о машине? Белланже не знал, но после долгого молчания она сама дала ответ:

– Я влюблена в него, Николя! Черт побери, я влюблена в машину!

Ее глаза заволокло слезами. Белланже сел рядом, молча погладил по спине. Он догадывался, какой хаос царит у нее в голове, и не знал, как ее утешить, потому что столкнулся с вещами, превосходящими любую логику, превосходящими все, что он мог себе представить. Так что он просто дал ей выплакаться, прижавшись к нему.

– Мои сеансы в клинике «Сальпетриер» нужны не только для того, чтобы излечить от картин смерти, которые меня преследуют… Они… должны помочь мне пережить траур. Морфеус – самый сладкий и самый жестокий наркотик. Это ящик Пандоры, который ты не в силах закрыть, если уже открыл. Это добро и зло. – Она повернулась к нему. – Я не смогу любить другого мужчину, пока не покончу с этим. Я не хотела причинить тебе боль, я…

Николя склонился к ней и мягко поцеловал в губы:

– Я ждал четыре года. Сумею потерпеть еще век.

71

71

Из окна общего кабинета группы Шарко было видно, как первые лучи алого солнца дробятся в вытянутых членистоногих элементах подъемных кранов. Здания вдали приобретали оттенок расплавленного металла. Николя любил утренние ясные небеса, несущие в себе самые чистые полутона. Он никогда не забывал, что даже загрязненная конструкциями и терпящая надругательства от человека природа сохраняет доисторическую красоту, которую ничья рука не сможет разрушить.

Забежав домой к Шарко, чтобы переодеться, он занял свое место напротив Одри, приехавшей на метро. Трудно было выбросить из головы их утренний разговор, видеть, как коллега напрягается всякий раз, когда вибрирует ее мобильник, представлять, как она ведет разговор с машиной. И от этой болезни нет никаких пилюль. Свое сражение Одри ведет в одиночку. Кстати, Николя отменил подписку на страницу Ролана Казулуа. Он больше не желал ни лезть в эту странную личную жизнь, ни оказывать какое-либо давление на ее выбор, ни тем более судить ее. У нее ранена душа, как и у него. Такие раны долго залечиваются.