– Ладно, – наконец отозвался он. Голос его звучал уже тверже. – Ты права. Давай посмотрим, что внутри.
Коломба принялась открывать двери одну за другой. Они вели в глухие каморки размером два на три метра. Потолок был таким низким, что она почти задевала его головой. Первая комната была пуста, во второй стояла ржавая койка с дырой в середине. В третьей Коломба нашла старую табличку с едва различимой надписью: «OG-43 – СКЛАД».
– Чезаре, – сказал Данте. – Его держали здесь.
Из-за очков Коломбе не удавалось разглядеть помещение, но, приподняв их, она оказалась в кромешной темноте. Тогда она включила фонарик и посветила на стены. Все они были покрыты царапинами, без сомнения оставленными ногтями. Она представила, как из комнаты отчаянно пытается выбраться запертый ребенок. Представила Данте. Из наушника доносились странные всхлипы, и Коломба поняла, что он плачет.
– Держись, Данте.
– Да, да… Мы должны привезти Барт и понять, кто здесь находился.
– Как только выйдем отсюда, так и поступим, – пообещала она.
Последняя дверь была выкрашена облупившейся зеленой краской. За ней обнаружилось гинекологическое кресло с опорами для ног.
– Данте… Отец ведь никогда не похищал девочек, правда?
– Да.
– Странно.
Коломба обвела комнату фонариком и увидела старый архивный шкаф, такой же зеленый, как и дверь, но не настолько облезлый. В ящиках его было пусто, за исключением нескольких листов бумаги, похожих на медицинские заключения, написанные от руки. К сожалению, сырость размыла чернила. Положив их в рюкзак, Коломба направила луч фонаря на стоящий рядом умывальник. Над ним белело нацарапанное мелом на черной стене слово на русском языке.
«СКОПЦЫ».
– Ты знаешь, что это значит? Данте?
Голос его звучал сдавленно – он пытался сдержать слезы.
– Да-да. Знаю. Этот проклятый ублюдок. Чудовище…
Коломба выключила фонарь и, снова надев очки, направилась обратно к выходу.
– Он что, русский?
– Нет, это название российской христианской секты, действовавшей в восемнадцатом веке. Ее члены практиковали муки и умерщвление плоти. И верили, что их Богу угодны дары… Тот же дар приносили Господу психиатры с помощью чересчур буйных больных – и взрослых, и детей. Они называли это