Я осторожно убрал зуб обратно в пакетик, а потом развернул сложенный листок бумаги, который оказался той картинкой, которую я для него нарисовал: грубой попыткой изобразить нас обоих, стоящих бок о бок, с подписью внизу.

«Даже когда ссоримся, мы все равно очень сильно любим друг друга».

При виде ее на глазах невольно выступили слезы. За годы было так много ссор и споров… Мы оба настолько похожи, и все же нам никак не удавалось понять друг друга. Мы оба тянулись друг к другу, но всегда почему-то промахивались. Но, господи, это ведь правда! Я никогда даже на долю секунду не переставал любить его. Я так сильно его любил! И очень надеялся, что, где бы Джейк сейчас ни находился, он это знает.

Я перебрал другие предметы. Они явно представляли для него священную ценность, но кое-что представляло для меня полнейшую загадку. Обнаружились еще несколько листков бумаги, и хотя некоторые из них были вполне объяснимы – вроде одного из немногих приглашений в гости, которые он успел получить, – большинство оказалось для меня совершенно непостижимо. Были здесь какие-то выцветшие билеты и чеки, записочки, второпях нацарапанные Ребеккой, – все настолько пустяковое и ни с чем не связанное, что я не мог даже отдаленно вообразить, почему Джейк торжественно отнес их к числу особенных. Может, как раз их маленькие размеры и явная незначительность и были тем, что в первую очередь его привлекло. Это были взрослые штучки, расшифровать которые у него пока не хватало опыта. Но его мать все-таки озаботилась их сохранить, так что, наверное, если он изучал их достаточно долго, то мог лучше понять ее.

Потом значительно более старый листок бумаги – вырванный из пружинного блокнота, так что один край был здорово растрепанным. Развернув его, я сразу же узнал почерк Ребекки. Какой-то записанный ею стишок – очевидно, в подростковые годы, судя по тому, как выцвели чернила. Я принялся читать его.

Я перечитал его еще раз – комната стала стремительно уменьшаться вокруг меня, – а потом для полной уверенности еще раз изучил рукописный текст. Почерк был Ребекки – в этом не было никаких сомнений. Менее сформировавшаяся версия того, который был мне знаком, но почерк своей жены я всегда узнал бы совершенно безошибочно.

Так вот откуда Джейк узнал этот стишок!

От своей матери!

А Ребекка узнала его, когда была еще ребенком, и записала на память. Сделав мысленные подсчеты, я осознал, что во время преступлений Фрэнка Картера Ребекке было тринадцать лет. Совершенные им убийства наверняка должны были привлечь внимание девчонки ее возраста.