Перед тем как выйти из отеля, я огляделся, прошерстил коридоры и разнюхал обстановку на служебных лестницах. Чтобы спланировать альтернативный путь отхода, если возникнет такая потребность, много времени не потребовалось. У дверей швейцар спросил, не нужен ли мне зонтик. При этом он сказал не «зонтик», а что-то вроде «парапле». Я понял, о чем он, когда он показал на высокую бронзовую подставку, набитую сложенными зонтами, словно ваза с черными цветами.

– Нет, спасибо, – ответил я, выходя в туман и морось. Разговорник подсказывал, что стоило ответить «Non, merci». Но лучше не показывать, что я понимаю по-французски.

Я прошел через бутылочное горлышко Вандомской площади на четную сторону рю Кастильон. Это слово я наловчился произносить еще в Большом Яблоке благодаря паре знакомых макаронников из мафии. Тротуары следующих двух кварталов в сторону реки, вымощенные потресканной разноцветной плиткой, прятались от дождя под галереями. В широких плиточных кругах под ногами были названия магазинов рядом. Рядом с углом рю де Риволи, напротив парка, на плитках было написано «SULKA». Дожидаясь зеленого на светофоре, я рассматривал в витрине дорогие шелковые галстуки и приталенные рубашки. Чтобы победить дьявола в его же игре, мне понадобится шикарный наряд.

Развеселившись от абсурдной мысли, что могу наткнуться на Луи Цифера, просто гуляя по округе, я перешел дорогу до длинной террасы, засаженной деревьями и выходящей на широкий парк и реку. К западу, за излучиной Сены, в небо над раскинувшимся городом уходила Эйфелева башня. Я спустился по широким ступеням и попал, если не врал путеводитель, в Jardin des Tuileries[81] – хотя черт знает, как это произносится. Прошел пару статуй крылатых коней и оказался на площади Согласия. В центре площади торчал древнеегипетский обелиск – в точности близнец Иглы Клеопатры в Центральном парке.

Я рассматривал пустую мостовую – где, как говорил «Мишлен», когда-то стояла гильотина, – и пытался представить буйную толпу, день за днем глазевшую, как больше тысячи человек преклоняют колени перед «бритвой нации». За казнями наблюдали эти самые здания вокруг. Перед мысленным взором проблеснуло падающее лезвие, ярко брызнула кровь, палач поднял капающую голову, испуганно уставились ее глаза. Говорят, мозг после обезглавливания жив еще несколько минут. Если Луи Цифер действительно тот, за кого себя выдает, у него наверняка было место в первом ряду.

Я поднял воротник дождевика и перешел площадь, глядя на Елисейские поля. Укутавшись в серую завесу тумана и дождя, Триумфальная арка расплывалась в отдалении – торопливый и неудачный этюд углем. Пройдя на север мимо действующего фонтана, я прогулялся вдоль рю Руаяль к классическому греческому храму посреди дороги. Оказалось, что это церковь Мадлен. Высоко на широких ступенях, в обрамлении коринфских колонн церковь больше напоминала здание суда.