Я глубоко вздыхаю, косясь на пыльный фикус в углу.

— И что теперь? — спрашиваю. — Значит, я остаюсь в подозреваемых?

— Вообще-то нет, — слегка улыбнувшись, говорит Гюндерсен. — Видите ли, как бы вас ни коробило то, что за вами следили, слежка говорит в вашу пользу. Техническая возможность поехать в Крукскуг и убить Сигурда между… как их там? — Он бросает взгляд на свои бумаги. — Между Кристоффером и Трюгве. Такая возможность у вас была. Но благодаря Вериным камерам у нас имеется масса видео, на которых вы в это время ходите по комнате, готовите, читаете газету, лазаете по Интернету, достаете тарелки из посудомоечной машины и так далее. Я полагаю, вряд ли вы сейчас питаете благодарность или другие теплые чувства к Вере, но если однажды вас потянет помириться с ней, возможно, знание этого окажется полезным. Она обеспечила вам алиби.

* * *

Легко подыскать информацию, чтобы подтвердить версию, в которую ты уже поверил. Как я поверила в ту пятницу, когда маялась в ожидании в управлении полиции. И не принимать во внимание информацию, которая этой версии противоречит. Как сейчас меня подмывает отмести доводы Гюндерсена!..

Но чем дальше он объясняет, тем сложнее это сделать. Он все говорит, а мой мозг пытается найти рациональные аргументы против сказанного. Конечно, Вера могла это сделать! У нее был сообщник. Она убила Сигурда в другом месте и переместила тело. Мы не учли какую-то деталь. Разумеется, это она убила Сигурда, кому еще это могло понадобиться?

Я не соглашаюсь с Гюндерсеном, и тогда он рассказывает, как у Веры прошла та неделя. Если принять ее версию, как он говорит. В тот день она пришла из школы домой и весь вечер ждала, что Сигурд позвонит ей и объяснит, почему он не выполнил свое обещание. Не дождавшись звонка, заволновалась. Она наблюдала за мной на изображениях со своих камер, слышала мой телефонный разговор с Томасом, на следующий день слышала, как я звоню в полицию, чтобы объявить Сигурда в розыск. В субботу днем без спросу взяла автомобиль матери, поехала на дачу и нашла там вещи Сигурда, но самого его там не было. Словно он ненадолго вышел, говорит Гюндерсен. Телефон на столе. Тубус с чертежами прислонен к окну. Сумка открыта, на кухонном столе тарелка с недоеденным бутербродом, словно Сигурд вот-вот вернется и доест его…

Вера забрала его телефон и тубус, говорит Гюндерсен, и взяла ключ от дачи. Разумеется, она же вернула тубус с чертежами в дом. Затем выкинула его телефон в моем саду. Этим она пыталась бросить на меня подозрение, а в ее понимании — помочь полиции, рассказывает Гюндерсен. Она уверена, что Сигурда убила я. Гюндерсен рассказывает, что когда он перечислял Вере все доводы против того, что это была я — ее собственные видеозаписи, например, — она не желала этого слышать. Она была убеждена, что у меня имелся сообщник. Я ревновала, поскольку узнала, что у Сигурда есть другая, с убеждением говорит Вера на допросах, и убила его из мести. Она уверяет, что я наверняка знала о ее камерах, ходила себе по дому и изображала из себя обеспокоенную супругу, а мой партнер в это время ехал в Крукскуг. Когда Гюндерсен возражал ей, она отметала его возражения. Она не верила ему, когда он говорил о невозможности такого развития событий. Гюндерсен рассказывает, что на все это Вера отвечала одним и тем же вопросом: «А кто еще это мог быть?»