Не поднимая головы, я читаю главу за главой. Мне знакомо каждое предложение, я почти ощущаю под локтями деревянный письменный стол, а под ногами – доски пола. Сколько часов проведено в кабинете в попытках создать достойный роман, сравнимый с тем, что написала мать, – роман, который меня оправдает.
Это моя удаленная рукопись!
Фиона все-таки сохранила копию.
Однако сюжет о Люке Линдене из уничтоженного романа перемежается с параллельным сюжетом – этого я не писала, хотя и прожила те события.
Здесь все: найденный в спальне осколок разбитого пресс-папье; слово «ЛГУНЬЯ», вырезанное на ножке стола; прогулка по пляжу с малышом, который приделал себе бороду из морской пены; необыкновенные рассветы корнуоллского побережья…
Билл как-то упоминал, что после завершения брошюры Фиона работает над новым проектом. Значит, книга у меня в руках и есть ее проект… Она выжидала благоприятного стечения обстоятельств, разрабатывала сюжет, структурировала фабулу – ей требовалась история целиком, и журналистский инстинкт не подвел.
Настоящая шахматистка, Фиона всегда умела просчитывать на три шага вперед. Семь раз отмерит, один отрежет. Конечно, автор контролирует только часть истории, у него есть представление о векторе и развитии действия, но с определенного момента персонажам надо давать свободу, возможность управлять событиями. Тогда они оживают.
Фиона наблюдала. Ждала…
В книге изображены мы обе. Изменены имена, некоторые детали, выдумано место действия, однако то, что касается нас, – чистая правда.
Интересно, когда она решила внести в роман отрывки из моей рукописи? Видимо, поставить собственное имя под моим текстом потребовала ее неумолимая жажда справедливости.
Око за око.
Я чувствую отголосок силы, очаровавшей Фиону своей чистотой и подкупившей ее символизмом расплаты.
В конце концов, кому принадлежит история? Рассказчику? Читателю? Главному герою?
Или им всем?
Дочитав последнюю страницу, я снова перелистываю книгу в поисках письма от сестры или хотя бы записки.
Ничего.
За окном догорает день, в душе умиротворение. Фрагменты трех жизней: моей, сестры и матери – сплелись в этой истории воедино. Она о выборе и ошибках, правде и вымысле, мечтах и провалах, о заботах, которые подкидывает и от которых избавляет нас судьба. Прилив всегда сменяется отливом.
Мои слова не стерты, не утрачены. Страницы, рассказывающие правду, обрели свободу, чтобы парить в чужом воображении, – как рукопись матери.
В окно заглядывают сумерки, пора включать свет. Только под лучом лампы я замечаю в книге посвящение.
Три слова.