Рен говорила про «Столичную», но не уточнила, где она припрятана. Точно не в комнате Александра, которую объявили чистой зоной. Библиотека казалась наиболее вероятным вариантом. Я нырнул туда и удивленно замер.
– Джеймс!
Он стоял на столе спиной ко мне, сунув руки в карманы. Окно было распахнуто настежь, и беспорядочный ветер врывался в комнату, теребя полы его рубашки, которую он даже не потрудился застегнуть. Открытая бутылка водки стояла у его ног, но стакана я не увидел.
– Что ты делаешь? – спросил я.
Все свечи – их мы обычно не зажигали, учитывая огромное количество легковоспламеняющихся книг, – горели, мерцая от капризов ветра, бросая тени, которые гонялись друг за другом по полу и потолку библиотеки. Похоже, у Джеймса намечалось что-то вроде спиритического séance[93].
Он уставился на меня через плечо.
– Знаешь, если стать вот здесь, можно увидеть лодочный сарай.
– Круто, – сказал я. – Ты не спустишься? Ты заставляешь меня нервничать.
Он повернулся и спрыгнул с края стола, все еще держа руки в карманах. Приземлился с невероятной легкостью для того, кто совсем недавно выпил пинту водки, затем пересек комнату, пока не оказался прямо передо мной. Он не умылся после спектакля: вдоль нижних век были размазаны светлая пудра и карандаш, и казалось, что его глаза глядят из глубин черепа.
– Слово, брат, – произнес он с кривой усмешкой.
– Конечно, – ответил я. – Может, сначала закроем окно?
– «
Я нахмурился и, направившись к окну, захлопнул его.
– Ты ведешь себя странно.
– «
– Прекрати. Я тебя не понимаю.