Я десять лет не был в Чикаго. Я никогда толком не знал этот город, и требуется несколько больше времени, чем я рассчитывал, чтобы найти нужный адрес, который Филиппа неохотно черканула на клочке бумаги.

Вот и скромный, но элегантный особняк: умей он говорить, он бы непрестанно бормотал о деньгах, успехе и о том, чтобы его хозяев не беспокоили. Прежде чем постучаться, я долго стою на тротуаре, глядя вроде бы в окно спальни, где горит рассеянный белый свет.

Прошло семь лет с тех пор, как я видел ее в последний раз: тогда она навестила меня и сказала, что мне никого не обмануть. По крайней мере – не ее.

– И насчет того обрывка от рубашки, который ты спрятал в шкафчике… В ту ночь на тебе была точно другая рубашка, – сказала она тогда. – Мне следовало бы вспомнить это раньше.

Я вздыхаю как можно глубже (все равно кажется, что в легких не хватает воздуха) и стучу. Уже поздно, но она не спит. Пока я жду ее в темноте теплой летней ночи, я невольно задаюсь вопросом, предупредила ли ее Филиппа.

Когда она открывает дверь, глаза у нее на мокром месте. Она моргает и с размаху дает мне пощечину. Удар болезненный, и я принимаю его без протестов. Я заслуживаю худшего. Она удовлетворенно вздыхает, а затем широко открывает дверь, чтобы я мог войти.

Мередит так же идеальна, как мне помнится. Правда, ее волосы немного короче, и она носит чуть более свободную одежду.

Она разливает вино по бокалам, но мы не пьем. Мы сидим в гостиной: она – в кресле, а я – на диване. Мы беседуем уже несколько часов подряд. Хотим наверстать упущенное десятилетие неоговоренных вопросов.

– Мне жаль, – говорю я, когда наступает пауза, достаточно длинная для того, чтобы набраться храбрости. – Я не имею права спрашивать, но… то, что случилось между тобой и Джеймсом в классе Гвендолин, это когда-нибудь повторялось… за сценой?

Она кивает, не глядя на меня.

– Однажды. Сразу после того случая. Он выскочил из аудитории, я тоже, мы думали, что разойдемся в разные стороны, но затем я вошла в музыкальный класс. И вдруг наткнулась на него. Я бросилась к выходу, но он схватил меня, и мы просто…

Она умолкает. Продолжение их истории проносится в моей голове, словно нарезка кадров из фильма ужасов, всплывающая перед внутренним взором всякий раз, как закрываешь глаза.

Она. Он.

– Не знаю, что заставило нас поступить подобным образом. Я должна была понять, что между вами что-то есть, и понять не только это… Ведь он вдобавок ловко обвел тебя вокруг пальца… Но тогда я ничего не могла с собой поделать, хотя все закончилось, едва начавшись, – продолжает она. – Мы услышали чьи-то шаги и вроде как опомнились. Затем мы просто стояли в классе, и он спросил: «О чем ты думаешь?» Я ответила: «О том же, о чем и ты». Нам даже не нужно было называть твое имя.