Все годы ее отсутствия я никогда не воображала, что приду к ней. Я представляла, что каким-то образом ее увижу – в фильме, если она все-таки стала актрисой, или случайно в кафе, – но никогда не представляла встречу в ее новом доме, где она устроила свою жизнь без меня.

Я подхожу к ступенькам крыльца и поворачиваю голову, убедившись, что Эмма по-прежнему в машине, пристегнута и играет. Потом надеваю солнцезащитные очки и стучу. И вдруг снова превращаюсь в ребенка. Глупого ребенка, пристающего к женщине, которой он не нужен. Я всегда только отнимала у нее время.

Она открывает, прежде чем мои пальцы успевают прикоснуться к двери, и покачивается взад-вперед, а на ее лице написано желание меня обнять, но, зная, что мы и раньше мало обнимались, она все-таки не решается. Она по-прежнему потрясающе красива, что и приятно, и раздражает. У нее классическое лицо, как будто она родилась не в ту эпоху. Вероятно, именно поэтому она с такой одержимостью любит старых кинозвезд. Ее волосы, все еще каштановые, собраны сзади в хвост, и никакой косметики, только ярко-красная помада на губах. На ней маленькие черные очки и серая футболка, узкие джинсы и дорогие сандалии. Выглядит она утонченной, но расслабленной, не как вечно напряженная и взвинченная женщина, с которой я выросла. И пока она поглощает меня глазами, я не могу подобрать нужные слова.

– Боже мой, Сара. Это и правда ты?

Чтобы снизить напряжение, мне хочется пошутить насчет того, что блондинки выглядят привлекательнее, но я не могу и просто киваю. И тогда она все-таки меня обнимает. От нее пахнет фрезиями. Я закрываю глаза и вспоминаю миллион мелочей, которые были совсем не так уж плохи, все они сложены где-то у меня внутри, как причудливые оригами.

– Прекрасно выглядишь, – выдыхает она и отстраняется, оценивая меня. Потом быстрым кивком подтверждает, что я выгляжу приемлемо. – Входи же, входи. На улице такая жара.

Я качаю головой и бросаю взгляд на машину.

– Не могу.

Она заглядывает мне через плечо и смотрит на стоящий футах в двадцати «Форд», в котором через лобовое стекло видит макушку Эммы.

– Вот это да! – Она прижимает тонкую ладонь к губам, и я вижу под прозрачной белой кожей синие вены. – Это же… это твоя дочь? Ох, Сара. Я уже бабушка? Роджер мне не сказал.

Когда с ее губ слетает отцовское имя, я возвращаюсь к действительности и вспоминаю, с кем имею дело. Я выпрямляю спину.

– Послушай, я здесь только потому, что он попросил тебя навестить. Я не собираюсь возобновлять отношения или что-нибудь в этом роде. Я просто… Неприятно это говорить, но я не хочу видеть тебя в своей жизни. Я здесь только ради папы.