— Потому что мне можно, куколка.

Тигр говорит правду.

Я отвожу взгляд.

В небе я слышу гогот — это стая красноногих гусей взлетела во вспышке света — и понимаю, что боги, по сути, никуда не уходили. Они все время были здесь. Небо, темное и безжалостное, наконец-то расчищается. Еще одна вспышка света — и на Бумажных тигров обрушивается непогода. Бумага сминается под тяжестью дождевых капель.

Я развожу руки, благодарная весне. На Бумажных тиграх медленно исчезают полоски — кап, кап, черные полосы растекаются и теряют очертания, прежде чем полностью смыться.

Кучка мокрой бумаги.

Облегченно выдохнув, я наступаю на оранжевую кашицу. На бумажный хвост. На когти.

Бумажных тигров больше нет. Оскаленные пасти смешались с лапами.

Вокруг меня гогочущие гуси.

Я опускаюсь перед ними на колени, склоняю голову. С моих губ слетают слова и возносятся к небу, где, как я представляю, мы летим вместе. Стаей.

Неожиданно в голове звучит голос отца: «Лучше иметь гусей, чем девчонку», но я быстро заглушаю их первыми словами новой песни.

Песней противостояния. Лебединой песней.

Песней, прославляющей жизнь.

* * *

Я просыпаюсь. За мной наблюдает Онир.

Она улыбается, помогает вставить онемевшие ноги в больничные тапочки, белые и хлипкие. Химическая дубинка продолжает действовать, голова тяжелая, язык словно обожженный.

Подходит Сестра Вил, берет меня за руку, проверяет, закрывает ли белое одеяло мою голую спину, не защищенную завязывающейся сзади просторной сорочкой.

— Пойдем со мной, — говорит она.

* * *

Дэниел сидит напротив меня.