Рука взлетела, как снаряд, он даже почувствовал, как ногтями поцарапал ей веки, прежде чем она рухнула на пол. А потом все пошло сикось-накось. Секунда невнимания вывела его из равновесия. Она сбежала. Но она же не могла выйти из квартиры! Он отпустил решетку и пошел обратно в гостиную. Хотя ему надо торопиться – они могли появиться здесь в любой момент, – он не должен спешить. Он обязан завершить дело. Времени на это должно хватить.
Он пошел обратно по коридорам. Искал систематически. Дверь за дверью. Поднимал коробки, отодвигал мебель. Линн не могла никуда деться. Он ведь прожил в этой квартире всю свою жизнь. Знал тут каждый закоулок. Вряд ли она могла отодвинуть первоклассный засов на входной двери. Он продолжал поиски. В конце концов он испугает и выманит лисицу из норы!
Стен Хофман опустился на стул у стола в гостиной. Закрыл лицо руками. Он не потерял душевного равновесия. Но он был подавлен. Неужели она все-таки выбралась? Снова начался приступ давящей головной боли. Так это обычно и начиналось. Как дрожание земли перед извержением вулкана: боль медленно нарастала, потом имплозивный взрыв, когда казалось, что мозг свернется, провалившись внутрь себя самого. Принимать таблетки было поздно – эффект от них наступал только на десятый день. Если у него вообще осталась хоть одна. Несколько дней назад, находясь в опьяняющем состоянии самовосхваления, он решил спустить их в унитаз. Это было в другом времени. В другой реальности. Он не позволит мраку вновь взять верх и превратить его в «пакет». Никогда больше.
Металлический скрип раздался с лестничной площадки, когда лифт тронулся с места. Качаясь, он поднялся. Не веря. И все-таки его тянуло туда, как мотылька на пламя лампы. Посмотрел в дверной глазок. Лифт, стеная от старости, поднимался на его этаж. Потом он увидел двоих. Рикард Стенландер. Эрик Свенссон. И еще человек в форме, которого он раньше не видел.
Он почувствовал опустошенность и позволил приступу завладеть собой. Черная, как смоль, волна хлынула на него, и он поплыл по течению. Его затянуло в вихрь воронки. Он дал себе исчезнуть. В дверь громко стучали. Он шел, как в трансе. Как будто бы он следовал предначертанной логике.
Перед ним открылся свет, падающий с балкона. Он шагнул на низкую литую решетку. Посмотрел на небо и вдохнул. Поднял в воздух руки, как для приветствия. Или для прощания. Он ни о чем не думал.
И дал себе упасть.
Краем глаза он еще успел воспринять колыхание чьих-то светлых волос на ветру, прежде чем позволил воздуху и мраку заключить себя в объятия. И упал на улицу. Изнутри квартиры донесся треск дерева, ломавшегося под выдранными с мясом петлями двери.