Я кивнул:

— Так же как и Кен. И вдруг мы трое одновременно оказались в Ливингстоне. Я вообще не помнил, когда такое последний раз случалось. Кен вел себя странно: постоянно смотрел в окно, не выходил из дому. Что-то с ним было не так. Однажды он прямо спросил, есть ли у меня что-то с Джули? Я сказал, что нет, что все в прошлом.

— Ты соврал ему.

— Понимаешь… — Я не знал, как это объяснить. — Я относился к брату как к божеству. Он был сильным, смелым и… — Я тряхнул головой. Нет, не так. — Когда мне исполнилось шестнадцать, мы всей семьей поехали отдыхать в Испанию, в Коста-дель-Соль. Это место — как одна большая вечеринка, все равно что Флорида весной для европейцев. Мы с Кеном целые дни торчали в дискотеке возле отеля. Однажды, на четвертый день, какой-то парень меня толкнул. Я посмотрел на него, но он только рассмеялся мне в лицо. Я снова стал танцевать, и тогда меня толкнул еще один. Я сделал вид, что не заметил. Тогда первый подбежал ко мне и просто сбил с ног. — Я часто заморгал, словно это воспоминание было соринкой, попавшей в глаз. — Знаешь, что я сделал?

Кэти отрицательно качнула головой.

— Я позвал Кена… Не встал, не толкнул того парня в ответ, а пополз к выходу, призывая на помощь старшего брата.

— Ты испугался.

— Как и всегда.

— Вполне естественно.

Ничего подобного, подумал я.

— И Кен пришел? — спросила Кэти.

— А как же.

— И что?

— Началась драка. Их там была целая компания из какой-то скандинавской страны. Кена избили до полусмерти.

— А ты?

— Я даже ни разу никого не стукнул. Держался в стороне и пытался их урезонить, уговаривал остановиться.

У меня горели щеки при воспоминании о том вечере. Мой брат, которому много пришлось драться в своей жизни, был совершенно прав: синяки после драки проходят, память о собственной трусости остается на всю жизнь.

— Кену тогда сломали руку. Правую. Он был замечательным теннисистом, национального уровня. Им интересовался Стэнфорд. Но после того случая его удар не восстановился. Кен так и не поступил в колледж.

— Это не твоя вина.

Как она ошибалась!