Мы с Солдатом подошли сзади и остановились через два ряда от него. Какое-то время спустя Клей, не оборачиваясь, сказал:

– Позвольте представить вам мою жену, мистер Мерфи.

Обогнув несколько могил, я приблизился к нему и встал рядом. На камне было написано: «Мария Селеста Петтибоун».

– Она умерла десять лет назад… – проговорил Клей так тихо, словно боялся разбудить жену, спавшую мертвым сном. – Ей было семьдесят. – Он со свистом втянул в себя воздух и продолжил: – Селли навещала меня каждую неделю. Шесть часов в один конец… – он снова вытер глаза. – И так – сорок лет подряд.

Я удивленно воззрился на него, и Клей слегка усмехнулся.

– Я пытался с ней развестись, уговаривал найти себе другого мужчину. Какое-то время я даже отказывался от свиданий, когда она приезжала, но… – он покачал головой. – Мне не удалось ее переупрямить. Она не предала меня. Не предала нас. – Клей посмотрел в небо, потом снова качнул головой. – Сорок лет!.. Селли мне постоянно писала, рассказывала о своей работе: она мыла посуду в столовой, убирала дома́… Потом ее взяли на работу в отель – в хороший, большой отель. Там она проработала двенадцать лет, но у нее начался артрит, и…

Клей опустил голову.

– Меня не было рядом, когда она… – На свет снова появился белоснежный платок. – Надзиратель пришел ко мне в камеру и сказал, что она умерла. Просто р-раз – и все!.. – Клей прищелкнул пальцами, потом замолчал и молчал довольно долго. Наконец он снова заговорил: – Когда я был молод и полон радужных надежд, я мечтал о том, что когда-нибудь обязательно разбогатею. И это действительно произошло – я разбогател в тот самый день, когда встретился с Селли. Она стала для меня всем. Больше, чем мир, больше, чем вселенная. – Клей покачал головой. – Жизнь – жестокая штука, мистер Мерфи, озвереть, до чего жестокая! И не важно, с какой стороны тюремной решетки ты находишься.

С этими словами он опустился на колени и бережно протер носовым платком нагретый солнцем камень.

– Я должен сказать тебе одну вещь, Селли… Ты очень хорошая женщина. Лучшая. Прости меня… прости, что я не был с тобой, когда ты нуждалась во мне больше всего. И за все остальное тоже прости. Я…

Клей сглотнул и не смог продолжать. Опираясь руками на могильную плиту, он поднялся на ноги и снова стал тереть глаза платком. Я не мешал ему плакать. Его плечи тряслись так сильно, что я понял: он сдерживал эти слезы много-много лет. Наконец Клей поправил костюм и нахлобучил на голову шляпу. Глядя то на меня, то на могилу жены, он заговорил негромко и почти спокойно: