Голос прозвучал со стороны лестниц, из глубины платформы.

– Мне очень жаль, что мое присутствие вам помешало, – продолжает звучать голос Антонии Скотт.

Сандра отпускает ремни. Затем тут же наклоняется над столом и хватает пистолет и фонарик.

– Убей мальчика, – приказывает она Николасу. – А с этой я разберусь сама.

Николаса приводит в ужас не приказ, а улыбка, с которой она произносит последние фразы. Словно Сандра этого ждала. Словно хотела этого больше всего на свете.

Карла

Карла

За три минуты до этого

У нее почти получилось перерезать веревку.

Кожа на предплечьях содрана в кровь, плечи болезненно ноют от неудобного положения, в котором Карле пришлось провести последние несколько часов. Но осталось совсем чуть-чуть.

Последнее усилие – и ей наконец удается довести дело до конца. Как только веревка с легким хрустом обрывается, неимоверно тяжелая металлическая дверь падает ей на руку. Карлу мгновенно пронзает жуткая, нечеловеческая боль, но она уже ни за что не отпустит веревку, в которую вцепилась изо всех сил.

Зажав кусок плитки в зубах, Карла начинает тянуть, еще сильнее раздирая кожу предплечий, придавленных ржавой дверью. Ей удается ухватиться за веревку обеими руками. В ее сердце нет ни уверенности, ни надежды. Есть лишь острая потребность жить, дышать. Боль второстепенна, с ней можно смириться. Боль – это жизнь, титанические усилия – это жизнь. Невыносимая жажда, жгучая резь в груди, умоляющая ее остановиться, – это жизнь. Смирение – это смерть.

Тридцать сантиметров. Полметра. Плитки падают на пол, и Карле кажется, что шум от их падения сравним по громкости с полицейскими сиренами.

Нужно поторопиться. Они наверняка услышали.

Карла начинает потихоньку пролезать в открывшийся проем. Она не может отпустить веревку. Если она это сделает, дверь упадет. И ее похитители на этот раз уж точно услышат шум.

Вдалеке раздаются голоса, Карле кажется, что она слышит громкий женский голос, но сейчас не время прислушиваться.

Она уже вылезла практически целиком. Но все еще изо всех сил поддерживает металлическую дверь.

Когда она оказывается снаружи – это уже другая Карла. Прежняя Карла для нее теперь все равно что дальняя родственница – из тех, что время от времени встречаешь на свадьбах, и чье имя приходится тихонько уточнять у кого-нибудь из гостей.