Трёстюр заново пережил тот убийственный шок. И как только ему хватило духа взять у Сигрун подушку, отнести в спальню, где их отец лежал в алкогольном ступоре, и прижать наволочку к его безвольным рукам в надежде, что его отпечатки перенесутся на нее?.. Сработало. Он все еще помнил, как вернулся в комнату Сигрун, положил подушку на лицо девочки, схватил сестру за плечи и сказал ей, что она ничего не сделала. Их отец убил ее подругу. Сама она спряталась в шкафу, и теперь ей нужно вернуться туда и ждать, пока кто-нибудь откроет дверь. Возможно, ждать придется очень долго. Пока сестра сидела в темноте, она должна была постоянно думать о том, как их отец положил подушку на лицо девочки. Не она. Она никогда не скажет и слова о том, что, как ей казалось, произошло вначале. Никогда, никогда. Потом он запер ее в шкафу и пошел в свою комнату.

И по сей день он не знал, удалось ли Сигрун «промыть» себе мозги или она помнила, что произошло на самом деле. Больше всего на свете он хотел, чтобы она поверила, что виноват их отец. Собственно, так оно и было, учитывая все обстоятельства.

И, конечно, человек в гробу.

Трёстюр оглянулся на служителя и нетерпеливо ожидающих гробовщиков.

Потом расстегнул ширинку и помочился на гроб.

Закончив, прошел по доскам и вернулся к дорожке. Шок и отвращение на лицах других ничего для него не значили. Он зашагал к выходу, чувствуя, как никогда прежде, что наконец-то примирился с жизнью.