Я сглотнула подступивший к горлу комок.

– Жарковато. Ты так не думаешь, Сара? – спросил Чарльз и лукаво улыбнулся. Потом мужчина снял с себя пальто и остался только в черных брюках и черной рубашке. Его волосы были заколоты на затылке и, если бы он их распустил, коснулись плеч. Аккуратная борода обрамляла лицо.

– Сколько вам лет? – спросила я, наблюдая, как Чарльз вешает пальто в шкаф у двери.

– А ты как думаешь? – последовал ответ.

Повесив верхнюю одежду, мужчина подошел к рабочему столу и, как ни в чем не бывало, стал складывать в одну стопку разбросанные бумаги. Я наблюдала за ним с замиранием сердца.

– Ты уж прости, тут не прибрано. Вообще я не люблю бардак, но перед премьерой все вверх дном, – съехидничал Чарльз, не глядя на меня.

Мужчина убрал документы в угол стола. Его действия были спокойными, движения размеренными. Я нахмурилась: из-за темноты было сложно разобрать, но, кажется, в документы каким-то образом угодила толстая тетрадь. Она сильно выделялась среди тоненьких листочков. Я затаила дыхание. Тетрадь Эндрю Фаррела. Мемуары о жизни в театре. Чарльз их не уничтожил. Видимо, принес записи в кабинет и забыл о них.

– Ну и чего молчим? – подал голос Чарльз. Он присел на стул и закинул ногу на ногу.

– На вид или на самом деле?

– Давай и то, и другое. Мне давно никто не говорил, как я молодо выгляжу для своих…

– Девяносто пяти, – закончила за Чарльза я.

– Плюс-минус, – улыбнулся мужчина, которому нельзя было дать больше тридцати лет. На лице ни одной морщинки и складочки. Глаза ясные, как у ястреба или стервятника. Кожа гладкая, бархатистая, совсем уж искусственная. Зубы белые и ровные. Он умер в сорок лет. Теперь я поняла, что имел в виду Джон Райли, когда говорил про неестественный облик джентльмена в черном. Чувствовалось, что Чарльзу около сорока, но его лицо было слишком моложаво и прекрасно.

– Как мне удалось сохранить такую молодость, – хохотнул Чарльз, – Не скажу. Секрет фирмы.

Подмигнув, он встал со стула и начал медленно приближаться ко мне. С каждым его шагом мое сердце начинало колотиться с двойной или даже тройной силой. И не от страха, как можно было подумать, а от восхищения! Чарльз Бейл был невероятно красивым. Когда он подошел вплотную, я с ужасом подумала, что хочу впиться в его алые губы поцелуем, хочу ощутить колкость его бороды на щеке, вдохнуть его аромат…

– Кто вы? – просипела я, держа себя в руках. Как бы прекрасен он ни был, я отдавала отчет своим действиям и понимала, что мои желания – всего лишь манипуляции человека, которого все считали мертвым. Но мертвец стоял передо мной и победоносно улыбался. Высокий, статный, с широкими плечами и волевым подбородком. Я сразу вспомнила его на фотографии, которую случайно увидела в Интернете. Ничего не изменилось. Совсем. Только взгляд стал злым, колким. Даже когда губы Чарльза расплывались в обворожительной улыбке, глаза напоминали пули. Даю слово, они хотели сделать из меня сито с первых секунд. Только вот у Чарльза были другие методы. Он не убивал выстрелами. Его манера…