Остальных прямо корчит от буйной радости.
Я умоляюще смотрю на Вильяма. А он вдруг спускает штаны, и, до того как я успеваю среагировать, на меня сверху льется струя мочи. Запах креветок и металлический привкус во рту. Я отплевываюсь и фыркаю, глаза щиплет, но это не важно. Мне больно не от мочи.
Когда я открываю глаза, Вильяма уже нет, а вся компания стоит вокруг ямы, высунув ядовитые языки из приоткрытых ртов. Издевательский смех и включенные камеры.
— Иди сюда, — говорит главный дебил, присаживаясь у края и протягивая мне руку. — Я тебе помогу.
Я уезжаю оттуда на велосипеде. Скорее, скорее, прямо домой. В горле ком, мне трудно дышать, в глазах слезы.
Ненавижу. Все и всех.
Умываясь, не смотрю в зеркало над раковиной. Я не хочу себя видеть. Жирного, уродливого, отвратительного выродка.
Быстро прохожу мимо мамы и закрываюсь у себя с компом и наушниками. Но когда я начинаю мочить гадов-врагов на экране, злоба по капле уходит. Через полчаса в дверь стучит мама. Я выключаю экран и сажусь рядом с ней на кровати.
— Как ты, родной?
У меня нет сил притворяться. По моим щекам текут слезы, мама в отчаянии. У нее изо рта воняет кислятиной, но я все равно позволяю ей сидеть рядом. Я хочу, чтобы все было по-другому. Чтобы мы с мамой были другими.
— Мальчик мой. — Она обнимает меня, и я не убираю ее руку.
— Мама, почему живут такие, как я?
Я все делаю неправильно. Я не вижу никакого смысла продолжать.
— Но, родной, ты не должен так думать. Никогда.
Но не думать я не могу.
— У тебя что-то случилось? — спрашивает мама. — Я могу что-нибудь сделать?
Я знаю, что она меня любит, но этого мало.
— Я не хочу, чтобы ты так много пила, — говорю я. — Мне не нравится, когда ты пьяная.
Она убирает руку и опускает голову. Мама мне не поможет. Я должен все решить сам. Как и раньше. Как всегда.