— Фабиан, ты куришь? — спрашивает один из них.

На его бейсболке изображен вытянутый вверх средний палец.

— Ты получишь двадцать крон, если съешь это, — говорит другой в кепке с надписью «Адидас».

Он размахивает скрюченным окурком, и все смеются. Я тоже смеюсь. Самоубийство — не смеяться, когда другие шутят.

— У меня другая идея, — усмехается парень в бейсболке и машет мне, предлагая идти за ним. — Вот, — говорит он, показывая на красные дорожные конусы, расставленные четырехугольником за строительным вагончиком. Только подойдя к краю, я понимаю, что это яма. Довольно глубокая, примерно два на два. На дне видна желтая пластиковая труба. Между конусами натянута лента, означающая, что проход запрещен. Парню в бейсболке на это плевать.

— Если прыгнешь вниз, получишь сотню.

— Еще чего.

Я не идиот. Подхожу близко и заглядываю вниз. Глубина метра полтора, не меньше, может, даже два. Если прыгнуть, край окажется над головой.

— Триста? — предлагаю я.

Нормальный вклад в наши билеты до Калифорнии.

— Он чокнутый, — говорит парень в «Адидасе», а тот, что в бейсболке с пальцем, собирает с остальных деньги и пересчитывает замусоленные купюры.

— Двести шестьдесят. Они твои, если прыгнешь.

— Точно?

Легкие деньги. А меня они там не бросят. Не рискнут. А если рискнут, я буду орать, пока кто-нибудь не услышит.

— Клянусь Богом, — говорит этот в бейсболке и в подтверждение протягивает руку для пожатия. — Двести шестьдесят крон.

— О’кей, но деньги вперед, — говорю я.

«Бейсболка» медлит.

Я не дурак. Я понимаю, что они издеваются, но мне на это плевать. А на двести шестьдесят крон — нет.

Шуршащие купюры у меня в руке. Пересчитываю и кладу в карман шорт. Потом сажусь на корточки и прыгаю вниз. Придурок в бейсболке истерически ржет, все хлопают его по раскрытой ладони.

Яма реально глубокая. Подпрыгиваю с поднятыми руками и достаю только до края.