Андреас занес нож, и я знала, что он бросит его в грудь Томасу. Он всю неделю тренировался с Цзянем и научился пугающей меткости.

Я не раздумывала. Не нужно раздумывать, нужно просто действовать. Я всю неделю тренировала ловкость рук, не подозревая, что применю эти тактики в подобный момент. Мое тело само пришло в движение.

Я сунула руку под юбки и, схватив скальпель, швырнула его так сильно и быстро, как только могла. Я не целилась, это было бессмысленно: я не стрелок и не владею навыками Цзяня. Я не попаду в движущуюся цель. Но разбить драгоценное магическое зеркало – это в любом случае будет сильнейшим ударом. Точно так же, как убийство жен и дочерей причиняло наибольшую боль врагам Андреаса.

Звук разбитого стекла на мгновение стал отвлекающим маневром, на который я надеялась, и я ухватилась за него, как любой хороший фокусник.

Андреас издал пронзительный безумный вопль. Я стерла с лица земли последнюю частицу Лизель. Мефистофель выкрикнул мое имя и бросился на предсказателя, но я уже знала об опасности. Я не закричала, когда врезалась в Томаса и, обхватив его руками, упала вместе с ним на пол; и я не издала ни звука, когда нож Андреаса вонзился глубоко в мою плоть.

Он попал именно туда, куда и должен был, по моим прикидкам. На мгновение меня охватила радость мрачной победы. Я сразилась с чудовищем и защитила того, кого люблю. Я прогнала сомнения. Сначала никакой боли не было, и я глупо понадеялась, что нож не попал ни во что жизненно важное. Что мы с Томасом оба выберемся из этого кошмара целыми и невредимыми. Что мы проживем дни нашей жизни в деревне, как я и сказала. Что я потрачу столько времени, сколько понадобится, чтобы наладить наши отношения, вернуть его любовь и доказать свою.

Но это блаженное небытие было недолгим. Через мгновение меня пронзила резкая боль, извлекая крик из самой глубины моего существа. Это был скорее животный крик, чем человеческий, и я понятия не имела, что способна издать такой ужасный звериный вопль. По моему лицу заструились слезы, капая в рот, соленые и теплые.

– Томас!

Все стало горячим и липким, хотя в то же время мое тело сотрясала дрожь. Скользкие от крови пальцы сжали мою руку.

– Томас, – повторила я тише.

– Уодсворт. – Голос Томаса был напряженным. – Останься. Останься со мной.

– Я не… никуда… не собираюсь.

Я не хотела ни в какое другое место в целом мире. Хотя часть моего разума, не поглощенная обжигающим жаром в ноге, беспокоилась, что я произнесла очередную ложь… Что, желаю я того или нет, все равно могу покинуть Томаса Кресуэлла. Я хотела плакать или смеяться, но боль была всепоглощающей. К счастью, в глазах начало темнеть, что немного притупляло мучение.