Гюру покачала головой.
– Не надо. Он разозлится. Он не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, – сказала она и погладила себя по животу. – Ему за меня стыдно.
Снаружи стояла очередь из мужчин. Фредрик узнал многих из участка. Охранник попытался дать ему нагоняй, но Фредрик попросил его катиться к чертям.
На улице лил дождь. Фредрик и Гюру, пошатываясь, побежали к машине Фредрика, которую он припарковал в переулке рядом.
Они сели в машину, и Фредрик повернул ключ в замке. Включилось радио. Ночной джаз. Из бардачка Фредрик достал футболку, которую ему тогда еще дали в пиццерии.
Гюру положила свою руку на его.
– Фредрик. Тебе нельзя ехать за рулем.
– Нельзя, – согласился Фредрик и откинул голову на подголовник. Это он уже понял.
И они остались просто сидеть. Смотрели на такси и частников, полупьяных людей, бежавших в свете уличных фонарей и рождественских украшений, косо державших зонты и громко разговаривавших. В конце концов она положила руку ему на бедро, и он позволил ей это сделать. Она погладила его по ноге, по внутренней стороне бедра, в паху.
– Гюру…
– Они все и так думают, что мы трахались. Мы заперлись в туалете на… четверть часа?
Одной рукой она стала возиться с его ремнем, но пришлось помогать второй. И Фрдерик подал низ живота вперед.
– Но Себастиан в это не поверит. Я просто покажу ему рубашку и расскажу, что случилось. Он будет благодарен тебе. Благодарен, пока ты будешь держать рот на замке.
Она молча села на него сверху и пристально посмотрела ему в глаза.
– Если есть одна вещь, которую ты будешь вспоминать с этого вечера, то запомни это. Ты нравишься Себастиану. Но кроме него в участке есть и другие силы, и они не желают тебе добра.
Фредрик зажмурился.
Он проводил ее на остановку такси. Они попрощались, и Фредрик посмотрел на «Лумпу». Все еще открыто. Он успеет выпить пару бокалов пива. Он провел рукой по карману. Там лежала пачка обезболивающего. Сильного обезболивающего, которое он украл из шкафчика с лекарствами у Кафы. Видимо, ей прописали их после пулевого ранения, потому что срок годности истек.