Мы сбежали из Бейнберри Холл, и наша семья все еще цела.
И она не сможет ничего сделать, чтобы заманить нас обратно.
Другие, может, однажды пройдут через эти ворота, поднимутся по извилистой тропе через лес и войдут в Бейнберри Холл. Если так, то я желаю им только удачи. Она им понадобится, чтобы выжить в таком месте.
Что же касается меня и моей семьи — моей милой Джессики, моей любимой Мэгги — то мы не вернулись. И мы никогда не станем снова переступать этот порог.
Для нас Бейнберри Холл — это дом ужасов. И никто из нас не посмеет снова в него войти.
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать четвертая
Перед Бейнберри Холл стоит куча машин с мигалками, их фонари окрашивают дом в чередующиеся оттенки красного и белого. Кроме патрульной машины шефа Олкотт, здесь есть еще «скорая помощь», три полицейские машины и, на всякий случай, пожарная машина.
Я смотрю с крыльца, как Дэйна грузят в машину «скорой помощи». Он привязан к носилкам, на шее у него повязка. Его падение сквозь пол не причинило большого вреда, учитывая все обстоятельства. Когда санитары выкатили его, я услышала бормотание о сломанных костях и, возможно, сотрясении мозга. Но что бы с ним ни случилось, мне этого хватило, чтобы я успела сбежать из дома и вызвать полицию.
Сейчас Дэйн находится на пути в отделение неотложной помощи, а затем, предположительно, в тюрьму. Он смотрит на меня, когда носилки толкают в заднюю часть машины, его лицо искажено болью, глаза обвиняют.
Затем двери «скорой помощи» захлопываются, и Дэйн исчезает из виду. Когда машина отъезжает, из дома выходит шеф Олкотт и подходит ко мне у перил крыльца.
— Он сознался? — спрашиваю я.
— Пока нет. Но сознается. Нужно лишь время, — шеф снимает шляпу и проводит руками по серебристым волосам. — Я должна перед вами извиниться, Мэгги. За то, что сказала все те вещи о вашем отце. За то, что винила его.
Я не могу на это злиться. Я сама все время об этом думала. Если кому и должно быть стыдно, так это мне.
— Здесь мы обе виноваты, — говорю я.
— Тогда почему вы искали правду?
Я уже несколько дней задаю себе этот вопрос. Я подозреваю, что ответ кроется в том, что сказала мне доктор Вебер. Что это был мой способ написать собственную версию истории. И хотя я делала это из совершенно эгоистичных соображений, теперь я понимаю, что эта история не только моя.
Петра тоже в ней участвует. Это не меняет того, что произошло. Эльза так и не обретет свою старшую дочь, а у Ханны больше нет сестры.
Но у них есть правда. И это очень ценно.
Я должна знать.