— У меня европейский контракт! — заголосил Мельгунов. — Я связан по рукам и ногам.

— Надо было раньше думать, когда ты давал согласие на съёмки, — захлопывая блокнот, проворчал Верхоланцев.

— Хорошо, если он снимается больше. Тогда пусть ему платят меньше, а мне увеличат гонорар. Он всего равно и так больше стал получать, — быстро проговорил Мельгунов.

Повисла неловкая пауза. Продюсер с режиссёром недоуменно переглянулись, но первым нашёлся Верхоланцев:

— Игорь Евгеньевич, ты в своём уме, дорогой? Мы будем парню меньше платить, потому что он стал больше работать? И тянет всю картину?

— Все равно, или он, или я. Я хочу, чтобы его персонажа убрали, — надменно проговорил Мельгунов.

— Семён, что ты на это скажешь? — сказал Розенштейн.

— Можно ввести сцену, где Франко убивает Изабеллу. Потом смертная казнь, — проговорил молчавший до этого Непогода.

— Э-э-э, это как это убьёт? У Миланы ещё на полсценария роль, — возмутился Верхоланцев.

— Ну, тяжело ранит, и попадёт пожизненно в тюрьму, — быстро поправился сценарист.

— О, отлично! — обрадовался почему-то Верхоланцев. — Правильно. Так и сделаем. Ну что, Игорь Евгеньевич, согласен? Давай, Семён, пиши. Расходимся.

— Нет-нет. Сейчас и будем снимать, — остановил его Розенштейн.

— Давид, ты охренел? — фыркнул Верхоланцев. — Мы ни черта не успеем, ни свет поставить, ни мизансцены выстроить. Что за дела?! Вы за кого меня, твою мать, принимаете?! Я вам что, пешка вам что ли?! — грозно проорал он, покрываясь красными пятнами.

— Дима, ну что ты. Успеем, — примирительно забормотал Розенштейн. — У нас же один павильон подготовлен. Гостиная, там все уже отлично. Сцена небольшая. Ну, осветим все равномерно, — предложил он осторожно.

— Ладно, делайте, что хотите, — Верхоланцев устало откинулся на спинку инвалидной коляски и прикрыл глаза.

Мельгунов и Розенштейн встали и прошествовали сквозь меня, будто я — пустое место.

Машинально я проводил взглядом спину Мельгунова, и внезапно вспомнил, что так и не выполнил поручения Екатерины.

— Игорь Евгеньевич, — надев на лицо фальшивую улыбку, я остановил премьера.

— Да? — он медленно повернулся ко мне.

— Для моей знакомой оставьте ваш автограф, пожалуйста, — я протянул порядком истрепавшуюся фотографию, которую дала Екатерина.