– Не хочу, – спокойно ответил тот. – Я здесь все дела сделал и ухожу. Мне осталось еще одно важное дело в городе. Сделаю – покину и его.
– Вот это правильно! – одобрил Корж, не выпуская ворот из рук. – В Сыром Яру сразу чище станет. Готов придать тебе ускорение.
– Мне не требуется ускорение, – покачал головой бородач. – Всему свое время.
– Это как посмотреть, – не унимался оперуполномоченный. – Мне, например, не терпится выкинуть тебя вон! – Он дернул за воротник с такой силой, что у пижамы отлетели пуговицы. – Ты чего к девке липнешь, урод? Слюни текут? Тоже в очередь хочешь записаться?
Антиох накрыл ладонью его руку и, отступив на полшага, сделал короткое движение плечом. Не успев высвободить заломленную кисть, Корж рухнул на колени, побелев от боли и изумления.
– Не надо так, – спокойно посоветовал бородач. – Каждый должен делать свое дело, но при этом – не обижая и не унижая людей. Тем более – близких.
Оправившись от удивления, но все еще морщась от боли в запястье, Сашка вскочил на ноги и ринулся на противника. Тот протянул его на себя и, сделав шаг в сторону, ударил коленом в бедро.
На этот раз Корж кубарем полетел на пол.
– Я не понял, – взвыл он, корчась от боли и даже не пытаясь подняться. – У нас всякое отребье владеет джиу-джицу?[8]
– Я, конечно, отребье, – согласился Антиох и присел на корточки, чтобы милиционер мог его хорошо слышать. – Но Маргарита – не девка. Вы давно должны были это понять…
20
20
Прямо от здания ЗАГСа на Таганской улице белый БMВ, украшенный лентами и шарами, вырулил через Абельмановскую на Марксистскую улицу, пересек площадь и помчал своих пассажиров по Садовому кольцу к трем вокзалам.
Татьяна и Максим целовались на заднем сиденье. Жора, ухмыляясь, поглядывал на них в зеркало заднего вида и весело крутил баранку. За окном проплывали деревья, размалеванные известью на манер голых пропагандистов боди-арта, низкорослые кирпичные домики в парандже ремонтных полотен с нарисованными окнами, особнячки с заляпанными цементом кариатидами и выцветшими кровлями. Вынырнул и исчез парапет набережной реки Яузы, мелькнули стеклом и бетоном стены «Атриума», и потянулась за ними нескончаемая вереница разноцветных витрин, плетеных огней и мудреных названий.
– Вы как тинейджеры, – хохотнул Жора. – Прям оторваться не можете друг от друга.
– За дорогой следи, – посоветовала Татьяна, в неге запрокинув голову и закрыв глаза.
– Мы – молодожены! – поправил Максим, с нежностью разглядывая бархатную кожу адвокатессы. – А это – хуже тинейджеров.
Он блаженствовал. Впервые за последние месяцы ему по-настоящему улыбнулась удача. Все переживания и волнения, неприятности и тревоги, свалившиеся на него в этом проклятом августе, теперь были перечеркнуты, перелистаны и раздавлены синей печатью в паспорте. Брак с успешной адвокатессой, раскрутившей бизнес при помощи богатых родителей, вселял в него надежду раскрутить собственный с той же помощью. У этой женитьбы имелись и другие неоспоримые преимущества, из которых не последнее – прописка в шикарной квартире на Таганке. Остались позади съемные хрущобы и комнаты в общежитии, канули в небытие унизительные собеседования с работодателями и копеечная зарплата, сгинули, словно не были, вонючие пельмени на завтрак и две пары обуви на четыре сезона. Даже мотоцикл – его многострадальный старенький «Минск» – теперь уступит место новенькому, блестящему, пахнущему дорогой кожей и высокооктановым бензином внедорожнику.