Светлый фон

Наверно так же чувствует себя лягушка, которая инстинктивно пятясь, всё же послушно запрыгивает в пасть удава.

Сначала у Лаврищева заблокировались почти все органы чувств. Пропала воля, ненависть, жажда мести. Остался только чёрный страх! Потом вдруг его правая рука самопроизвольно поднялась и поковыряла у него в носу. Станислав Кузьмич попробовал опустить её, но она дёрнулась и с размаху ударила его по щеке.

Чувство нереальности стало сильным, как никогда. Его голова тошнотворно поплыла, а потом превратилась в сгусток чистой боли, сердце зашлось.

Лаврищев понял, что сейчас он намочит штаны.

— Отпусти! — что есть силы крикнул Станислав Кузьмич, сорвавшимся на фальцет голосом.

Пейков, совершенно не испытывал жалости к Станиславу Кузьмичу. На мгновение в его глазах сверкнула ярость. Он засмеялся негромко, и в его смехе была нотка безумия.

— Достижение одной цели способно свести вместе непримиримых врагов. Но это не означает, что они вдруг становятся друзьями! — Пейков всё же отвернулся, а Лаврищев, резко почувствовав свободу, но, не удержав равновесия, попятился назад и со всей дури ударился о стоящий сзади стол.

Сильный болевой прострел в области таза немного вернул его в реальность. Постепенно стали различимы детали интерьера. Лаврищев поймал себя на том, что перестал заглатывать воздух, как выброшенная на берег рыба. Появившийся на какое — то время сильный шум в ушах утих. Больно заныла рука, которой он судорожно вцепился в стол. Собрав в кулак всю свою волю, Станислав Кузьмич отклеился от ненавистного стола.

Ноги его не слушались. Зашатавшись, он снова схватился за спасительный край стола.

Но на этом его мучения не закончились. У него мгновенно покраснел нос и его пробил сильный чох.

— У тебя что? Аллергия? — съязвил Пейков. — Никак на меня!

Зажав рукой засоплививший нос, Лаврищев сделал несколько робких шагов и, поняв, что ноги пошли, вылетел из кабинета. Он громко хлопнул за собой дверью и быстро пошёл к себе, сталкиваясь со спешащими на свои рабочие места, сотрудниками, недоумённо поглядывавшими на него.

Обычно лощёный, всегда на галстуке и на костюме, сейчас хозяин их, мягко говоря, шокировал. Он словно постарел на десяток лет и его сковал нереальный страх. А на его лице среди проступивших морщин ярко алел распухший, сопливый нос и цвела пощёчина от его собственной ладони.

— Подумаешь колдун! Видали мы таких! Да это же обычный гипноз, которым владеют, даже промышляющие на вокзале грязные цыганки. Или это у меня, как любит говорить Людмила, пробивается синдром навязчивых состояний?