28

28

Домой Алина пришла поздно ночью. Расстроенная и заплаканная, совсем упавшая духом, она не снимая шубы, прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь.

— Олег, не бросай трубку, мне очень плохо без тебя! — слышалось из комнаты Алины. Но на том конце провода либо молчали, либо вообще отключились.

Все слова, приготовленные Станиславом Кузьмичом для воспитания дочери, улетучились в один миг.

Но неприятный разговор, а скорее истерика, всё же имели место. Некоторое время в Алине росло возмущение поступком отца и, наконец, оно вырвалось наружу. Она плакала, кричала, что отец незаслуженно обидел её и Олега и тот теперь не хочет её видеть.

А она без него жить не может и не хочет. И она уйдёт из дома от тирана отца и больше никогда не вернётся! Она думала, что отец её любит, а он сломал ей жизнь!

Раньше таких бурных ссор с родителями у Алины никогда не было. Но сейчас причина ссоры казалась ей настолько серьёзной, что она чувствовала себя на грани войны. И она должна была победить.

Станислав Кузьмич тоже перешёл на крик, пытаясь выяснить у дочери: где она нашла такого видного и столь ценного жениха? Но так ничего и не добился, потому, что дочь никого кроме себя не слышала.

Где — то под утро заявилась Яна, окутанная запахом французских духов и стойкого винного перегара.

— Папуля, мамуля, что это вы так рано поднялись? — наткнулась она на родителей.

— Мы ещё не ложились! — неприязненно оглядел Станислав Кузьмич ещё одно своё, в стельку пьяное чадо.

— Да, ладно, — икнула Яна.

— Куда, ты, так напиваешься? — начал раздражаться Лаврищев на вторую дочь. Сегодня очевидно был тот день, когда отцу следовало бы применить ремень. — Всё равно всё не выпьешь!

— Да, ты, как всегда прав! — с умным видом кивнула Яна. — Но надо к этому стремиться!

— Спасибо, что сообщила о своих творческих планах! А то я тебе хотел ещё денег подбросить! — Станислав Кузьмич уже был вне себя от злости.

— Папулечка, — пьяно повисла на шее отца Яна. — Очень вредно для организма сдерживать порывы, идущие от сердца! Дай сюда? — сунула она отцу под нос протянутую как на паперти руку с ужасно острым и длинным маникюром «стилет».

— И в кого ты у нас такая? Разве мы с матерью тебя этому учили? — не переставал удивляться Лаврищев, тому, кого он произвёл на свет. — И, вообще, научись прикрывать свои эти, выпуклости, а то нарвёшься на какого — нибудь маньяка и твои накладные когти тебе не помогут!

Станислав Кузьмич с трудом отлепил от себя пьяную дочь.

— Папуля, не бухти, ты ведь сам говорил, что только слишком довольные собой люди хотят, что бы все вокруг были похожи на них.