Девушка свела два пальца – мол, совсем чуть-чуть.
– Можем поговорить? Вы не присядете? – Джейкоб достал бляху. – Я полицейский. Полицие, Америца.
– Момент, пожалуйста, – сказала девушка.
Она вернулась с администратором.
– Какие проблемы, сэр?
– Никаких. Я хотел поговорить с Клавдией.
Девушка сникла и что-то шепнула начальнику. Тот недовольно скривился, но растопырил пятерню:
– Пять минут.
Администратор препроводил их в моечную, устланную мокрыми резиновыми ковриками. Беседа вышла почти вся односторонняя: девушка отвечала жестами и кивками. Казалось, она вот-вот растворится в сырости, пропахшей моющим порошком. Джейкоб вовсе не хотел истязать ее вопросами; Клавдия старалась держаться молодцом, и он охотно отпустил бы ее домой. Пусть десять раз перепроверит запоры и калачиком свернется под одеялом.
Вы хорошо помните ту ночь? (Да.) Ничего, если мы об этом поговорим? (Ничего.) Вы видели лицо того человека? (Да.) Точно ли он был на фото, которое в больнице показал лейтенант? (Да.) Вы поняли, почему он вас вдруг отпустил? (Нет.) Вы отбивались – локтем, ногой? (Да, да, да.) Вам не показалось, что рядом был кто-то еще? (…Нет.) Вы ничего не заметили, когда убегали. Видели что-нибудь, слышали? (Нет.)
– Я понимаю, через что вам пришлось пройти, – сказал Джейкоб. – И все же постарайтесь что-нибудь вспомнить. Голос, цвет волос.
– Блят, – сказала девушка.
На секунду Джейкоб опешил. Чего это она матерится? Он ведь не пьяный, ничего такого. И ведет себя вроде нормально. Он не из тех, кто покидает сортир с хвостом из туалетной бумаги.
– Блят, – повторила Клавдия.
– Вас не затруднит написать это слово?
– Что это значит?
Появление администратора прервало ее пантомиму.
– Всё, всё. – Начальник хлопнул в ладоши и показал: на выход.