Перел помогает ей сесть.

– Сейчас я тебя выпущу, – говорит она. – Не грохнешься?

– Не грохнусь.

Шершавое платье корябает ей спину. Ой, она же голая. Сразу становится зябко. Пошарив по ящикам, Перел подает ей старый талес:

– Лучше чем ничего.

Она закутывается в шерстяной плат:

– Спасибо.

– Встать сможешь?

– Наверное.

Теперь они примерно одного роста; они равны – поразительно. Вместе они шаркают по чердаку, вялые ноги ее потихоньку набираются ума и силы, и вот уже походка ее изящна и легка. Она себя осматривает с ног до головы.

Голубые жилки на руках оттеняют бледность шелковистой кожи. Она растопыривает пальцы ног на пыльном полу, вздергивает плечи, качает бедрами. Все так привычно и удобно. Она трогает голову. Волосы. Длинные, густые, мягкие. Интересно, какого цвета? Как лен и земля, сообщает свет лампы. А глаза, какого цвета глаза?

Она бросается к ведру, падает на колени.

Перел подхватывает ее под руку:

– Тебе нехорошо?

– Нет, все в порядке.

У отражения глаза неясного цвета. А лицо еще красивее, чем она думала, – черты мягче, тоньше, нежели в глине.

– Ну как, нравится?

Она кивает. Еще бы не нравилось – такая красота. Но главное – это она, такой себя и помнит.

– Я копировала мою Лею, – говорит Перед.

Это необъяснимо. Но она знает, что сказать: