Голая красавица вскинула руки, перекатились мускулы на спине, потом содрогнулось все тело, и на глазах Джейкоба она разбухла в чудовищную глиняную глыбу.

Из нее вызмеились шишкастые конечности – одна оторвала Мейсон от земли, другая обвилась вокруг ее горла. Шипение, треск, и голова Мейсон покатилась по земле, мелькая гладко запечатанной шеей.

Истекающее кровью туловище осело неуклюжей грудой.

Глиняная глыба вновь содрогнулась и опять стала обнаженной женщиной. Красавица обернулась, Джейкоб увидел улыбку Маи.

Ричард Пернат подполз к дыре в стене разгромленной оранжереи и ужом протиснулся наружу. Мая шагнула следом, но передумала и направилась к Джейкобу, безбоязненно ступая по битому стеклу.

Джейкоб хотел сказать, мол, надо схватить Перната, но изо рта вырвался только всхлип. Мая опустилась на колени, взяла Джейкоба за руки и притянула к себе. Лишь ощутив ее тепло, он понял, что сам уже холоден, как мертвец.

Она его поцеловала.

Корочка, запекшаяся на губах, размякла, и на один восхитительный миг он напитался влажным ароматным дыханием, которое вдруг створожилось и стало отдавать глиной, и он все пытался сглотнуть эту горечь, но потом дыхание вновь обрело сладость плотской любви, сломившей его сопротивление. Глина растеклась по его жилам, оживляя все члены и проникая в самое сердце, потихоньку набиравшее ритм.

Он не дышал. В том не было нужды. Он получал все, что нужно. Он хотел лишь распахнуться шире, отдать себя всего.

Он приник к ее роскошному телу, ни секунды не сомневаясь, что его хотят, как он хотел ее – раньше, сейчас и всегда.

Но она отпрянула, и он вынырнул в реальность, жадно хватая ртом новорожденный воздух.

– Я скучала по тебе, – сказала она.

Джейкоб упивался волнующим многоцветьем ее волос. Глаза у нее на сей раз были зелены – отражение его глаз.

– Я тоже скучал, – сказал он.

И лишь теперь понял, как сильно истосковался. Она погладила его по руке, и рана затянулась бурой засохшей болячкой.

Мая улыбнулась:

– Теперь я частица тебя.

Она взяла его за подбородок и снова нежно поцеловала в губы.

За спиной ее раздался грохот, в дверях разгромленной оранжереи замаячили три высокие фигуры.