– Вы правы, мистер Джорлинг. Чтобы заставить их передумать, потребовалась бы жирная приманка в виде премии за каждую параллель, пройденную к югу от острова Тсалал.

– Но и этого может оказаться недостаточно… – подхватил я.

– Может, поскольку Хирн и большинство команды, набранное на Фолклендах, рассчитывали, что шхуне не удастся преодолеть припай и что путешествие закончится у Полярного круга. Они и без того опечалены, оказавшись в такой дали! Не знаю, как пойдут дела дальше, но Хирн – человек, за которым нужен глаз да глаз. Я слежу за ним в оба!

Возможно, здесь и впрямь таилась опасность, а если не опасность, то, по крайней мере, возможность будущих осложений.

В ночь с 19 на 20 декабря – во всяком случае, в тот период суток, которое принято считать ночью, – мне приснился странный и тревожный сон. О, да, это не могло быть ничем иным, кроме сна! Однако я решил включить его в свое повествование, ибо он лишний раз свидельствует о том, что за навязчивые идеи переполняли уже в то время мою голову.

Растянувшись на койке, я обычно плотно закутывался в одеяла, чтобы согреться. Чаще всего я засыпал уже в девять часов и спокойно спал до пяти утра. Итак, я спал… Внезапно часа в 2 ночи меня разбудил какой-то безостановочный жалобный шепот. Я открыл глаза – или мне только приснилось, что я очнулся?.. Иллюминатор каюты было плотно затворен, и я находился в полной темноте. Поскольку шепот не утихал, я напряг слух, и мне почудилось, что какой-то незнакомый мне голос тихонько повторяет одни и те же слова:

– Пим… Пим… Бедный Пим…

Это могло быть только галлюцинацией, если только кому-то не удалось пробраться ко мне в каюту, несмотря на запертую дверь…

– Пим… – не унимался голос. – Нельзя… Нельзя забывать о бедном Пиме…

На этот раз я отчетливо разобрал эти слова, словно произнесенные над самым моим ухом. Что значила эта мольба, почему она адресовалась именно мне?.. Нельзя забывать Артура Пима?.. Но разве он не умер, возвратившись в Соединенные Штаты, – внезапной смертью, о которой остается только сожалеть и об обстоятельствах которой не знал никто на свете?

Мне показалось, что меня покидает рассудок, и я разом проснулся, чувствуя, что мне только что приснился удивительно яркий сон, похожий на действительность, причиной которого могло быть единственно заболевание мозга… Я рывком покинул койку и выглянул в иллюминатор. На корме не было ни души, не считая Ханта, стоявшего у штурвала и не спускавшего глаз с нактоуза.

Мне не оставалось ничего другого, как снова улечься. Так я и сделал, и, хотя имя Артура Пима продолжало звучать у меня в ушах, я проспал до утра.