1 января 1840 года – снова високосного! – началось с тумана, скрывшего с утра солнечный диск, однако мы не спешили с выводами насчет скорого изменения погоды.

Минуло 4 месяца и 17 дней с той поры, как я оставил Кергелены, и 2 месяца и 5 дней с тех пор, как «Халбрейн» покинула Фолкленды. Как долго еще продлится наше плавание? Не могу сказать, что меня сильно занимал этот вопрос, скорее, мне хотелось знать, насколько далекой окажется наша антарктическая экспедиция.

Должен отметить, что метис стал относиться ко мне по-другому – чего нельзя было сказать о его отношении к капитану Лену Гаю и остальному экипажу. Поняв, видимо, что мне не была безразлична судьба Артура Пима, он выделял меня среди остальных, так что можно было сказать, воспользовавшись расхожим выражением, что мы с ним «ладили», хотя не обменивались ни единым словом. Правда, время от времени он расставался ради меня со своей обычной немотой. В моменты отдыха от напряженной моряцкой службы он подходил к моей излюбленной скамеечке позади рубки. Там у нас несколько раз возникало нечто, отдаленно напоминающее беседу. Однако стоило капитану Лену Гаю, лейтенанту или боцману составить нам компанию, как он спешил удалиться.

В то утро, часов в 10, когда Джэм Уэст стоял на вахте, а капитан Лен Гай заперся у себя в каюте, метис приблизился ко мне с очевидным намерением вызвать на разговор, о предмете которого было нетрудно догадаться. Как только он оказался рядом с моей скамеечкой, я сказал ему, желая сразу перейти к делу:

– Дирк Петерс, вы хотите, чтобы мы поговорили о нем?

Глаза метиса вспыхнули, как угольки, на которые хорошенько подули.

– О нем! – прошептал он.

– Вы все так же преданы его памяти, Дирк Петерс!

– Забыть его, сэр? Никогда!

– И он все время здесь, перед вашими глазами…

– Все время! Понимаете… Мы пережили вместе столько опасностей… Как нам было не стать братьями… нет, отцом и сыном, вот так! Да, я люблю его, как собственное дитя! Мы так долго пробыли в разлуке… Он был так далеко от меня… Ведь он не вернулся… Я-то возвратился назад, в Америку, но Пим… бедный Пим… он все еще там!

На глаза метиса навернулись огромные слезы. Оставалось недоумевать, как они не испарились в тот же миг от пламени, которым пылал его взор.

– Дирк Петерс, – продолжал я, – есть ли у вас хоть какое-то представление о маршруте плавания, которое вы проделали вместе с Артуром Пимом на каноэ после того, как отошли от острова Тсалал?

– Никакого, сэр! У бедного Пима не было никаких инструментов – ну, тех, которыми пользуются на море, чтобы смотреть на солнце. Откуда нам было знать?.. Однако восемь дней подряд течение несло нас на юг – течение и ветер. Славный ветерок, спокойное море… Мы поставили на планшир два весла, как мачты, и привязали к ним наши рубахи, ставшие парусами…